Она так и не уснула. Когда наступило утро, она, смертельно бледная, с пустыми глазами, чтобы как-то запять себя, принялась трясущимися руками заплетать волосы. Предстоящая встреча вызывала дрожь во всем теле, унять которую никак не удавалось. При появлении Абдула Иден едва смогла взять себя в руки. Не притронувшись в хлебу и вину, она сразу же попросила проводить ее к Стефану.
Комната, где тот находился, блистала роскошью. Стефан возлежал на покрытом дамасской парчой диване, рассеянно затягиваясь короткой трубкой, о содержании которой она могла лишь догадываться. Он лежал на боку, удерживая изогнутую чашечку трубки над маленькой лампой, стоявшей перед ним на столике. На том же столике находились лопаточка с перламутровой ручкой и миниатюрная фарфоровая коробочка.
Он поднял глаза, которые немедленно наполнились болью. Теперь он, без сомнения, узнал ее.
— Иден! Боже милосердный! — Он положил трубку.
Ненакрашенное лицо Стефана было мертвенно-бледным и ужасающе напряженным, обведенные черными кругами глаза — огромными и дикими. На лице виднелись морщины, которые появляются лишь у стариков.
— Не смотри на меня так — этого мне не вынести!
Он поднял руку, закрываясь, ибо она сжигала его своей жалостью:
— Стефан! Ты меня узнаешь. Я рада.
Шепот Иден был почти не слышен. Он уронил руку и резко кивнул.
— Как же тебя не узнать? Ты не изменилась. Красота твоя по-прежнему пленяет сердце.
Невыносимая боль отразилась в ее глазах. Он привстал на диване, словно собираясь заключить ее в объятия, но потом пошатнулся и рухнул назад, его бледные щеки залила краска стыда.
— Я отдал бы жизнь, чтобы избежать этого, — промолвил он в отчаянии. — Нельзя, чтобы ты видела… чем я стал.
— О, дорогой мой!
Она шагнула вперед.
Он изо всех сил затряс головой:
— Не говори так. Я потерян для тебя… а ты для меня… разве ты не знаешь?
Что могла она ответить? Это была правда. Ничего, кроме правды, не открывал поцелуй Ибн Зайдуна.
— Зачем ты пришла? — устало спросил он после долгого молчания.
— Я пришла выкупить тебя, — просто ответила она.
Безрадостный смех был ей ответом:
— Мое тело уже выкуплено… опиумом. Что до моей души… — Он вдруг затрясся. — Я боюсь, она осуждена вечно гореть в геенне огненной… если та существует. Мне, впрочем, уже все равно.
— Не смей так говорить! — в инстинктивном ужасе воскликнула она. Сейчас ей не дано было понять иронию того обстоятельства, что она, сама трижды предавшая Бога, боялась за его утерянную веру.
Неожиданно к ней вернулись силы, и она вновь подумала о своей цели.
— Не важно, чем ты стал. — В голосе ее звучала страстная надежда. — Ты должен покинуть это место вместе со мной. Мы отыщем путь к христианскому воинству, и ты получишь позволение короля Ричарда отправиться домой. И тогда мы поедем вместе в Хоукхест. Еще не слишком поздно все исправить…