— А тебе какое дело? Я, кажется, не давала никому обета.
— Но я тебя люблю. К тому же ты моя сестра. Этот тип… да у него было столько женщин. И еще будут. Вот увидишь.
— Мне-то что? Пусть Ксюша за ним следит. Знаешь, я что-то передумала тебе позировать.
Петя погрустнел.
— Но ведь ты обещала!..
— Зачем тебе рисовать девушку легкого поведения? Лучше нарисуй монашку.
— Ты еще не такая. А монашек я не люблю. Это все обман.
— Что?
— Умерщвление плоти и прочие церковные бредни. Плотью нужно наслаждаться. Ее нельзя стыдиться. Об этом даже в Библии сказано.
— Интересно, в кого ты такой умный? — спросила Леля.
— Сам не знаю. — Петя печально вздохнул. — Ну что, простила меня?
Она кивнула.
— Ляг, как тогда, — попросил он.
— Не хочу. «Тогда» уже прошло. Я хочу, чтоб ты нарисовал «сейчас».
Она совсем откинула простыню. Петя уронил на пол уголь.
— Слабо, да?
— Не в том дело. — Он громко шмыгнул носом и наклонился в поисках своего орудия производства. — Я бы хотел показать этот этюд Виталию.
— Ну и в чем дело?
— Он все не так поймет. Он рассердится. Он и так мне завидует.
— Он тебе? Абсурд!
— Вовсе нет. Он знает, что очень скоро я буду по-настоящему известен и даже знаменит. Это его бесит, хоть он и изображает из себя доброжелательного наставника и покровителя юного дарования.
— Отец на самом деле очень доброжелателен.
— Нет. На самом деле он не такой. Он заставляет себя таким быть. Потому что это тоже нравится женщинам. Хорошая женщина никогда не влюбится в недоброго человека. Виталик понимает толк в женщинах.
— Ты хочешь сказать, что в его жизни главенствуют сексуальные мотивы?
— Да. Но это совсем не страшно. Страшно, если ты начинаешь их в себе подавлять.
— Ой, как я устала от твоей интеллектуальной болтовни! Может, займемся делом?
— Я придумал! — Петя вскочил, выпрыгнул в окно и вернулся через две минуты с белыми флоксами, от которых оторвал головки, и протянул их Леле. — Положи на грудь и на живот. Вот так. Это… это еще соблазнительней, чем нагота.
Вода в озере была теплей парного молока, хотя уже прошел и Илья, и даже медовый Спас. Стояла сухая, изнуряюще жаркая погода. Ощущение было такое, что облакам и тем лень плыть по небу, и они отдыхали на кромке горизонта.
Леля переплыла на противоположный от их усадьбы берег озера. Там стоял стог сена, в тени которого она любила предаваться мечтам и дремать.
Вокруг простиралась степь. Безжизненное желтое пространство, прочеркнутое кое-где серыми извилинами проселочных дорог и темно-зелеными полосками лесных посадок. Леля устроилась в тени, протянув солнцу ноги. Ее тело уже давно приобрело темно-медовый оттенок загара, на который так щедро солнце на юге средней полосы России. Вокруг ни души. Лишь стрекочут в траве кузнечики да изредка прочирикает какая-нибудь пташка. Когда-то это поле принадлежало колхозу и на нем выращивали ячмень и озимку. Колхоз распался, землю, как поговаривали в деревне, купил кто-то из так называемых новых русских.