Кто-то смеется (Калинина) - страница 23

— В чем дело?

— Чепуха. — Леля затрясла головой. — Знаешь, мы с недавних пор живем, как на оперной сцене. Я хочу сказать, страсти кипят и бушуют. Иной раз статистам начинает казаться, будто их партия главная.

— Вижу, княжна, ты хорошо поработала не только над своим телом, но и над интеллектом. Что, этот баритон уже дал петуха?

Она улыбнулась.

— Кажется. Но партер вряд ли это заметил.

— Я наконец продал «Ослепительное танго». Я хотел пригласить твою сестру на Канары либо в Италию. Спрашивается, зачем она так поспешила с замужеством?

— Понятия не имею.

— А Барсик? Что думает по этому поводу он?

От этого прозвища, который Шуберт давным-давно дал отцу, на Лелю потянуло беззаботным детством.

— Отец увлекся спиритизмом. Сурок сказала, он выпивает.

— Спиритизмом? С чего бы это вдруг? Никогда не замечал в нем интереса к потустороннему миру. И что, духи осчастливливают его своим присутствием?

— Я… не знаю.

В самый последний момент Леля решила не говорить о том, что видела вчера вечером.

— А я-то думал, Барсик свихнется, когда старшая из его княжон выйдет замуж. Как-то по пьянке он сказал мне, что заставит ее будущего мужа мочиться в собственный рот.

— Может, еще и заставит. Кто знает? Скажи, Шуберт, а это правда, что отец давно ничего не пишет? — внезапно спросила Леля и посмотрела Шуберту в глаза.

— Кто тебе это сказал?

— Сурок. По большому секрету.

— Эта мокрая курица еще и хорохорится. Наверное, забыла, что Барсик спас ее от дурдома.

Шуберт недолюбливал Милу, и про это знали все. А потому Леля не придала его словам никакого значения.

— Он удивительного таланта художник, — продолжал Шуберт. — Его «Сирень с балкона Златокудрой Изольды» омыла меня мощной волной весны и светлых надежд. Он писал эту картину зимой, в крещенские морозы. Помню, мы пили в его мастерской на Трубной, за окном падал снег, а мне казалось, я сижу у речного обрыва в кущах распускающейся сирени. А что еще каркает эта ворона?

— Да ерунду какую-то. Как всегда.

— Ясно. Хорошо, что Петька пошел в отца.

— Ты знал его, Шуберт?

— Княжну интересует генеалогическое дерево семейства Барсовых?

— Он не Барсов, а Суров. Ты говорил, будто знал его отца.

— Достойный человек. Редкого достоинства.

— И это все, что ты можешь сказать?

Шуберт закашлялся и отшвырнул сигарету.

— Мужчины народ не наблюдательный, княжна. Да и очень наивный. Как ты думаешь, твоя сестра обрадуется мне?

— Не знаю. Последнее время мы отдалились и давно не поверяем друг другу наши девичьи тайны. Тем более что у меня их нет.

— Так я и поверил. — Шуберт хлопнул Лелю по спине. — Барсовы — очень таинственная порода. Особенно по женской линии.