— Да. И что-нибудь поесть. Я ужасно проголодалась.
Он вернулся через несколько минут с подносом, на котором дымилась чашка с кофе и аппетитно желтели тосты и мед. Он поставил поднос на столик возле кровати и сел в кресло напротив.
Пальцы не слушались ее — они были словно деревянные, а в подушечках покалывало. Она поперхнулась горячим кофе и закашлялась. Кашлять было больно, словно внутри кровоточило и саднило. И тем не менее она с аппетитом позавтракала и в изнеможении откинулась на подушку.
— Так ты говоришь, я твой отец. Занятно. — Мужчина усмехнулся. — Все может быть. Я никогда не считал, сколько сделал за свою жизнь детей. Делать-то их приятно, а вот растить хлопотно. Одному оно куда вольготней живется.
— Дай мне зеркало, пап.
— Ишь ты, а оно, оказывается, приятно, когда тебя так называют. — Он встал, снял со стены небольшое зеркало в деревянной раме и протянул Элли. — Лола… Красивое имя. Может, ты мексиканка? Была у меня одна девушка… Она работала в цирке — висела на трапеции вниз головой. Помню, мы славно с ней времечко провели. Потом она укатила к себе домой и вышла замуж за какого-то богача. Если мне не изменяет память, он торговал недвижимостью и рогатым скотом. Может, ты дочка той циркачки?
— Не знаю. — Она разглядывала себя в зеркало. Большие темно-зеленые глаза лихорадочно блестят, скулы заострились, и кожа на них так бледна, что, кажется, сквозь нее просвечивают кости. На носу появились мелкие серые точки угрей. Она брезгливо поморщилась и вернула зеркало.
— Хороша ты, Лола, ничего не скажешь. Эй, а сколько тебе лет? — осторожно спросил он.
— Я родилась в семьдесят шестом году, десятого июля, — сказала она словно с чьей-то подсказки.
— Что ж, сходится. Помню, мы с этой Роситой всю осень любовь крутили. Правда, она не говорила мне, что беременна. Ну да, наверное, у нее уже был на примете тот богач. Она еще трепалась про какого-то кузена, который вроде бы рисовал картины и продавал их за большие деньги. Я тогда не верил ей — все женщины любят прихвастнуть своими родственниками и знакомыми. Славная была девочка эта Росита.
— Пап, я долго болела? — Она плохо слушала его.
— Два месяца без малого, вот как долго.
— И ты все это время за мной ухаживал?
— А что оставалось делать? Класть тебя в больницу обошлось бы ой как дорого. Доктор Буш так и сказал: как распорядится Бог. Вижу, Бог, если он есть на самом деле, свойский парень.
— Спасибо тебе, пап.
Она почувствовала, как на глаза навернулись горячие слезы.
— Не стоит, Лола. Я одинокий человек. Если ты вправду моя дочка, это замечательно, ну а если нет, то все равно хорошо. Как-никак, живая душа.