Позвонила Дейву Смехотуре и отблагодарила его за то, что он кое-кому «взбил перинку», защищая мою честь.
— Всегда пожалуйста, — ответил Дейв.
И никаких тебе «ну, до встречи»…
Были времена — целовали меня мальчишки в ушко и все такое, а теперь я одна. Как такое могло произойти? Неужели я уже достигла своего «потолка» по поцелуйной шкале?
23.00
Села за письмо к БЛ:
Дорогой Робби,
Тут у нас идут дожди, и в школе мы разучиваем одну дурацкую шотландскую пьесу…
12.15
Лучше не напоминать ему, что я до сих пор школьница.
Несколько раз пыталась засесть за письмо к Робби, но, увы, мне нечего ему сказать. Нужно принять эту горькую истину: он не хочет быть моим бойфрендом. Пора очищать комод от алтаря.
23.00
Я убрала все реликвии, связанные с БЛ. Когда в комнату вошла мама, то застала меня в слезах. Она присела на кровать и погладила меня по головке. В другое время это считалось бы посягательством на личность, но сейчас мне даже все равно.
— Солнышко, мне так не хочется, чтобы ты расстраивалась, — говорит мама. — У тебя все будет хорошо, и мальчики от тебя никуда не денутся. Ведь ты у меня такая хорошая и смешная, доченька моя.
От этого я заплакала еще горше.
Тут пришла Либби:
— Джи, матли.
В одной руке у нее было печенье, уже много повидавшее на своем веку, а в другой она держала за шкирку Горди. Она запустила Горди ко мне под одеяло, и тот стал кусать мои коленки.
Полночь
Мама принесла мне теплого молочка[37] — прямо как в детстве, когда я болела. Эх, хорошее было время. Я на секунду поставила кружку на тумбочку — Горди тут как тут, сунул мордочку в молоко и после этого чихал минут двадцать.