Мила подняла раскаленный паяльник и прижгла несколько сосудов, которые кровоточили слишком сильно. Павел затих, лишь его конечности продолжали слабо вздрагивать. Весь полиэтилен на полу был заляпан темно-красными пятнами. Кровь непрерывно стекала с рваных рулонов кожи, свешивающихся с тела.
Прошло не более минуты, и тело Павла грузно провисло, а глаза закрылись.
Мила довольно хрюкнула и продолжила работу. Виктор неотрывно глядел на пытку.
— Не смотрите, — Катя едва ворочала языком, ее стошнило на собственные колени. — Как вы будете с этим жить?
— Я хочу к своему сыну, — продолжая немигающим взглядом смотреть на экзекуцию, ответил Виктор.
— Вы не увидите его, — хрипло сказала Катя, отплевываясь. — Ребенка нет и не было. Она обманула вас, чтобы всех нас притащить в этот подвал.
— Заткнись! — проревел Виктор.
Взмокшие от пота волосы прилипли ко лбу. Он тяжело дышал, верхняя губа задралась, как у бойцового пса.
— Я устал слышать твое нытье!
Катя умолкла, ошеломленно уставилась на свои колени, изгаженные рвотой.
— Я убью ее, — очень тихо сказал Виктор, но Кате удалось расслышать его слова. — Мы уйдем отсюда. Да. Вместе с моим сыном Сережей.
«Он сошел с ума», — устало подумала Катя и пошевелила пальцами, пытаясь разогнать по венам застоявшуюся кровь.
К ним неслышно приблизилась Мила, снимая перчатки, поблескивающие кровью. Они вместе со скальпелем полетели в тазик, стоящий на полу, в котором Артур совсем недавно мыл бритвы. Затем женщина сняла очки, рукавом стерла мутные брызги со стекол. Из ее груди вырвался глубокий вздох.
— Я стала уставать в последнее время. Прошло столько лет, но я никак не привыкну, что Сережи нет со мной. — Она промокнула носовым платком уголки глаз. — Тяжело одной. Катенька, ты проголодалась?
Девушка издала квакающий смешок и спросила:
— Он умер?
— Кто, дядя Паша? Нет, — успокаивающе произнесла Мила. — Он погрузился в глубокий сон, хотя и не заслуживает этого. Но его крики действовали мне на нервы. Он очень шумный, у меня от него началась мигрень. Мужчина должен уметь переносить боль.
Катя посмотрела на тело, покачивающееся на цепях, и ее живот вновь скрутили спазмы. Срезанная кожа лоскутами доходила до самых колен Павла. Если бы не пронзительно-алый цвет, издалека это можно было принять за наряд папуаса, сделанный из пальмовых листьев.
— Он скоро проснется. Если ты хочешь ему что-то сказать, продумай это заранее. У него будет очень мало времени. — Мила обворожительно улыбнулась. — Так ты хочешь есть? У меня в холодильнике пицца. С грибами и помидорками, свежая. Я могу подогреть.