Мина (Кренев) - страница 2

Построил его Федя перед самой войной. Построил за малый срок. Он словно торопился, боялся, что не успеет. Времени у него было мало и без того. Работал Федор бригадиром в колхозе, днями пропадал на поле, домом занимался до глубокой ночи. Молодая жена его Евдокия вначале помогала, как могла, а потом, когда дите ждали, Федор всю тяжёлую работу по строительству взял на себя — один управлюсь…

Евдокия сокрушалась:

— Отдохнул бы, высох весь. Куда торопишься-то?

Федя только улыбался:

— Вот нарожаем с тобой ребятишек с дюжину, куда девать будем?

Крышу он крыл уже в начале июня 41-го года. Тогда и перебрались в новый дом. Внутренние работы Федя так и не закончил, ушел на фронт. Осталась его задумка — прорубить окошко из светлицы на речку, на заречные дали… Он потому и приберег ее напоследок, что хотел смастерить оконце это красивее других, с фигурными, резными наличниками.

Осенью родилась Люська, и для Евдокии настали самые тяжелые дни: впереди зима — а у нее и в подполе пусто, и денег ни гроша. Все силушки на дом этот проклятущий ушли. Если бы не добрые люди — не выдюжить бы ей с грудной на руках.

В первые месяцы от Федора приходили письма. Все утешал Федор, обещал: скоро одолеют немца и он вернется. Еще обещал, что новое окно в светлице прорубит. Потом началась оккупация, и письма перестали приходить.

Село, в котором жила Евдокия, стояло вдали от больших дорог, наверно, поэтому немцы бывали здесь редко. Делами заправляли полицаи и старосты. Иногда приходили партизаны и вышибали полицаев из деревни. Однажды партизаны остались заночевать, тут-то и налетели каратели. Они били по домам из минометов и пушек прямой наводкой. Евдокия помнит, как лежала на полу, закрыв телом плачущую дочь, и причитала: «Пронеси, господи, пронеси, господи…» Кругом гремели взрывы. От сильного удара в стену содрогнулся весь дом. «Вот и все», — подумала Евдокия и крепко прижала к себе Люську. Однако ничего не случилось. Потом и минометы стихли.

Мину первыми увидели немцы, обшаривающие после обстрела деревню в поисках не успевших уйти в лес партизан. Евдокия услышала за стеной гогот, затем в дом ворвался здоровенный фриц и, что-то гортанно выкрикивая, потащил ее на улицу. Там ее подтолкнули к стене и показали на торчащий из паза хвостовик мины. Один из фрицев многозначительно задрал подбородок, пощелкал по стене ногтем и предупредил: «Бах-бах». Остальные хохотали, выходя закалитку и оживлено обсуждая что-то. «Повезло тебе, дура», — сказал на прощанье полицай.

Вбежав в комнату, Евдокия первым делом осторожно отодвинула от стены, в которую попала мина, кровать, стол, лавку. Потом подвела к ней двухлетнюю дочь и несколько раз повторила: