В сводчатом помещении, согретом жаром печей и людским теплом, стоял благостный полумрак. Заячья Губа ткнул Найда в спину. Тот ойкнул, прикусил губу и вылетел на середину кухни, чуть не сбив с ног маленького пузатого человечка с огромной поварешкой в руках.
— Саботажник? — Толстячок прищурился на вновь прибывшего, неодобрительно цокая языком. — Нерадивый строптивец? — Круглая голова закачалась на покатых плечах. — Тебе туда.
Пухлый палец ткнул под низкий каменный свод, откуда шел все заглушающий яблочный дух. В полутьме копошились какие-то согбенные фигуры. В груди у Найда шевельнулась робкая надежда:
— Значит, в красочную мастерскую мне…
Хрясь! Луженая поварешка треснула послушника по лбу так, что звезды из глаз посыпались.
— И-и! Разбаловал вас брат Евмений, — толстячок подтянул пояс, все норовивший соскользнуть с круглого брюха. — Новицию язык дан для молитвы, а руки — для работы! — Поварешка восклицательным знаком поднялась в воздух, и Найд втянул голову в плечи. — Запомни это правило, и я протерплю тебя до святого Мартина.
Напутственный тычок под зад — и послушник оказался среди себе подобных, сосланных в кабалу к брату Мефодию на яблочный подряд. Несметное количество корзин с поздним золотым наливом следовало переработать на сок, сидр, повидло, варенья и сушенья — как раз ко дню святого угодника, известного подвигом изгнания червей из ягод и плодов по всему княжеству Саракташ. Найду вручили короткий ножик, корзину для очистков, низкий табурет, и вскоре он уже был поглощен вырезанием семечек и четвертованием яблок, которые ему больше всего хотелось отправить в рот. Но, помня доходчивое наставление брата Мефодия, Найд глотал слюни и гордость и строгал, строгал, строгал.
Когда наконец перед повечерием он сел за стол, пшенная каша показалась ему яблочной на вкус. Найд едва мог удержать ложку в распухших пальцах с синяком от рукояти ножа. Ноа в трапезной видно не было, зато там обнаружился Бруно, кидавший заносчивые взгляды в сторону «кухонного» стола и перешептывавшийся с другими рисовальщиками. Найд уткнул нос в тарелку, но, когда скользкий тип проходил мимо с пустой посудой, ловко выставил в проход ногу — вроде из-за стола вставал. Рисовальщик споткнулся, глиняная миска с грохотом разлетелась об пол, один из осколков впился в руку новиция. Бруно завизжал, зажимая окровавленную ладонь.
— Ах, прости, я такой неловкий! — Найд поспешно склонился над упавшим, ухватил под локоть. Со стороны должно было казаться, что он помогает новицию подняться. Но пальцы сдавили мягкое плечо, вминая мышцы в кость: — Еще раз приблизишься к Ноа, крыса смердящая, — прошипел он в ухо под каштановыми локонами, — я