МАУРИСЬО. Я вижу, тут произошло досадное недоразумение. Вы вправе требовать, чтобы вам объяснили… (Подходит, улыбаясь, к Изабелле и Бальбоа.) Спешу сообщить сразу. Ни одно из ваших предположений не соответствует действительности. Вы не похищены, вы не в притоне бандитов, вы также не в сумасшедшем доме. Сеньорита — не жертва обмана. Напротив, она на пути к спасению. (К Изабелле.) Но если вы жалеете, что пришли, и хотите жить так, как до вчерашней ночи, — идите, путь свободен. Решайте сами, сеньорита.
Пауза. Изабелла стоит в нерешительности. Бальбоа делает шаг к двери и предлагает руку Изабелле.
БАЛЬБОА. Вы идете?
ИЗАБЕЛЛА (пока Маурисьо говорил, они не отрывала от него глаз. Говорит нерешительно). Нет. Теперь я должна знать. (Идет к Маурисьо.) Почему вы сказали: «Если хотите жить так до вчерашней ночи»? Кто вы?
МАУРИСЬО. Разве это важно? Речь идет не о моей жизни, а о вашей.
ИЗАБЕЛЛА. Что вы хотите обо мне узнать?
МАУРИСЬО (берет ее за руки и заставляет сесть в кресло). Сейчас я скажу вам. Только, пожалуйста, не реагируйте так трагически. Улыбнитесь. Нет такой серьезной вещи, о которой нельзя было бы говорить с улыбкой. (Делает несколько шагов. Останавливается спиной к ней. Смотрит на портрет.) Вы слышали когда-нибудь о докторе Ариэле?
ИЗАБЕЛЛА. Только имя. Вот здесь, недавно.
МАУРИСЬО. Вот его портрет. Он основал нашу контору. У него много денег и благородное воображение. Он творит милосердие с помощью поэзии. (Поворачивается к Изабелле.) С тех пор, как стоит мир, существует общественная благотворительность. Одни стремятся восстановить с ее помощью попранную справедливость. Другие принимают ее, как необходимость. Третьи на ней наживаются. Но никто, до доктора Ариэля, не думал, что она может быть искусством.
ИЗАБЕЛЛА (разочарованно). И это все? Благотворительное общество. (Встает, с достоинством.) Благодарю вас, сеньор. Я не просила милостыни.
МАУРИСЬО. Спокойней, минутку терпения. Речь идет не о богадельне и не о куске хлеба. Мы занимаемся благотворительностью духа.
ИЗАБЕЛЛА (останавливается). Благотворительностью духа?
МАУРИСЬО. О немощах тела заботятся многие. Но думают ли о тех, кто умирает без единого прекрасного воспоминания? О тех, кто никогда не видел осуществленной мечты? О тех, чья жизнь не была внезапно освещена тайной и надеждой? Не знаю, понимаете ли вы, о чем я говорю.
ИЗАБЕЛЛА. И я не знаю. Мне кажется, вы говорите серьезно, но все это так странно. Как будто страница из какой-то книги.
МАУРИСЬО. Вот именно. Зачем запирать поэзию в книгах? Почему не вывести ее на свежий воздух, в парки, на улицы? Теперь вы понимаете?