Далее шла менее очевидная вещь - упадок. Никто не жаждет упадка, все хотят, чтобы стабильность длилась вечно. Однако существует замечательный принцип эволюционного развития: либо ты двигаешься вперед, либо тебя отбрасывает назад. Однажды приняв решение остановиться в своем развитии, человек (общество, государство) обрекает себя на то, чтобы в какой-то момент потерять способность к движению вообще. Увлечение стабильностью всегда рождает застой, а застой - это уже болезнь, гниение, распад. Успехи, которые несет стабильность, сытость, самоуверенность - все это причины грядущего упадка. Можно найти и возрастное объяснение застою. Если революционеры были в самом активном и рабочем возрасте от 30 до 40 лет, то через 24 года они попадают в самый солидный, самый застойный возраст, от 55 до 65 лет.
Ясен также и исторический смысл застоя и упадка. Если каждой власти отпущено всего лишь 36 лет, то концовка 36-летия обязана создать мощный класс недовольных старыми порядками, из которого, собственно говоря, и будут формироваться новые революционеры. Причем от степени загнивания старой власти зависит и степень революционности будущих властителей. Старая же власть, пытаясь наградить себя за труды долгие и праведные, а также чувствуя, что властвовать ей не вечно, старается позагнивать всласть, на полную катушку.
Пантин и Лапкин, впрочем, придумали еще и другое объяснение третьей 12-летке. Она как бы вскрывала последний резерв той модели власти, которая, казалось бы, уже полностью реализовала себя в первые 24 года своего существования. Таким образом, уже самый первый подход к проблеме смысла двенадцатилетий показал возможность нескольких различных способов объяснения событий.
Обо всем этом, а также о многом другом писалось в самой первой
работе автора по истории, в статье со странным названием "Солнечные часы истории", вышедшей в ноябре 1989 года.
9 ноября 1989, "СЦ", "Солнечные часы истории"
Каждая из циклических дат - 1881, 1917, 1953, 1989 годы - служит метой глубокого экономического и политического кризиса, прежней модели развития, за которым следует ее смена. Говоря кратко, в 1881 году Россия покончила не только с "царем-освободителем", но и с прежним переходным периодом либерализации, периодом ослабления режима государственного крепостничества. 1917 год покончил с самодержавием, со старым поместным и нарождающимся частным землевладением. 1953 год - со сталинско-бериевским вариантом чрезвычайной экономики и политики, основанной на механизме массовых репрессий. 1989 год на наших глазах ознаменовался кризисом аппаратно-бюрократической модели и ведомственной экономики, кризисом, задача преодоления которого легла на плечи нынешнего поколения. Каждая из этих четырех политических и идеологических революций (в широком смысле) открывает новый период крупных социальных сдвигов, на все последующее 36-летие определяет "физиономию" государства. При этом 1953 год подобен году 1881, поскольку радикальные перемены в управлении осуществлялись кабинетными методами, тогда как 1989 год подобен 1917-му, поскольку в процесс преобразования власти врывается плохо управляемая стихия массовых движений.