Она и правда понимала — понимала куда больше, чем он хотел сказать: и что эти сбивчивые слова, которые дались ему так нелегко, на самом деле равносильны признанию в любви, и что пусть Томми даже не сказал об этом напрямую — но он сделает все, чтобы спасти ее.
Он снова лег и потянул ее за собой; укрыл их обоих одеялом, сказал, согревая ухо теплым дыханием:
— Когда это все закончится, я попрошу отпуск дней на десять, и мы с тобой съездим куда-нибудь в тихое-тихое место, где тепло, где растут пальмы и светит солнце, и можно полдня лежать на пляже — а полдня плавать под водой и смотреть на пестрых рыбок…
— Да…
Когда это все закончится.
Когда это все закончится…
Встали они через полчаса. Выйдя из душа, Томми собрал раскиданную по полу одежду, взглянул на нее с сомнением.
— У тебя не найдется, во что мне переодеться? А то я уже больше суток белье не менял, скоро свое присутствие запахом начну выдавать.
Единственное, что могла предложить ему Клодин — это трикотажную пижаму, состоящую из шортиков и свободной майки. Впрочем, свободной — это для нее, на него майка налезла впритирку.
— Поприличнее цвета, конечно, не нашлось? — взглянув на себя в зеркало, скривился он при виде жизнерадостных желтеньких ромашек на голубом фоне, украсивших его торс. — Спасибо, что хоть без рюшечек! — Клодин хихикнула.
Зато синяя водолазка с высоким воротом, обтянувшая его, будто вторая кожа, пришлась ему явно по душе. Прежнее белье и рубашку он, свернув в тугой узел, вышвырнул в иллюминатор.
Клодин хвостиком ходила за ним, смотрела, как он одевается, как бреется, как застегивает на запястье браслет часов… Выло невыносимо думать, что он сейчас уйдет и она снова останется одна.
Она полагала, что, когда Томми сказал «я готов был выстрелить», это была лишь фигура речи, но, к ее удивлению, в кармане брюк у него и впрямь обнаружился пистолет — плоский, черный.
— Откуда это? — спросила она, когда, повертев пистолет в руках, он сунул его за пояс сзади.
— Украл, — коротко ответил он, и было непохоже, что пошутил.
Сел на кровать, махнул рукой, показывая на кресло — Клодин тоже села.
— Теперь слушай… Если что — если меня спросят об этих вещах, я скажу, что я их у тебя украл из чемодана, когда тебя не было в каюте. И, Клодин, что бы ни случилось — ты меня не знаешь. Даже если тебе скажут, что я сознался, что мы с тобой знакомы — все равно, ты меня не знаешь. Не знаешь, понимаешь?! Пожалуйста, я тебя очень прошу… Я надеюсь, что до этого не дойдет, но если что… пожалуйста, не узнай меня…
— Да, — сказала она тускло, понимая, что значит это его «если что».