Мы вдвоем тем временем молчали, не осмеливаясь как-либо комментировать слова, прозвучавшие из уст выдающегося деятеля науки. Когда Лизка посмотрела на меня, словно бы ожидая какой-то реакции, я увидел на ее лице такое же ошеломленное выражение, какое, наверное, было и на моем.
— Я могу у вас поинтересоваться, каким образом это попало к вам?
— К сожалению, данная информация является конфиденциальной и разглашать ее мы не имеем права. Однако я могу вам сообщить, что, как мы опасаемся, речь идет о создании оружия, которое может быть использовано против Великобритании и ее союзников в случае возникновения военного конфликта.
— Понятно.
— Нам хотелось бы знать, действительно ли, по вашему мнению, это может быть оружием и, если да, то оружием какого типа, — сказал я, пытаясь подтолкнуть профессора к тому, чтобы он дал нам более развернутое объяснение.
— Откровенно говоря, я не осмеливаюсь сделать однозначный вывод. Мне потребуется какое-то время на то, чтобы более обстоятельно изучить данный документ, — заявил, почесывая подбородок, Резерфорд.
— К сожалению, как раз времени у нас очень мало. Вы и сами понимаете, что срочность данного дела…
— Да-да, понимаю. Дайте мне, по крайней мере, одну ночь. Мне хотелось бы обменяться мнениями с некоторыми коллегами…
— Коллегами? — резко перебил я профессора. — Вы же прекрасно понимаете, что дело — весьма деликатное и носит исключительно конфиденциальный характер. Речь ведь идет о государственной безопасности.
— Да, да, конечно. Однако профессор Бор и профессор Гейгер являются выдающимися специалистами…
— Профессор Гейгер? Ганс Гейгер? Если не ошибаюсь, он немец?
— Да, именно так, — кивнул, помрачнев, Резерфорд.
Он хотя и отнесся к нашим проблемам с пониманием и пытался нам помочь, но его, похоже, начинали раздражать все эти ограничения и запреты.
— Это было бы неразумно, профессор. Я не подвергаю ни малейшему сомнению компетенцию профессора Гейгера, однако в сложившейся политической ситуации мы не можем рисковать.
Профессор Резерфорд ничего не сказал в ответ. Он уже не был таким веселым и жизнерадостным, как в начале нашего разговора. Только что была поставлена под сомнение лояльность одного из его коллег, и это вызвало у него недовольство. У меня даже мелькнула мысль, что он, пожалуй, теперь откажет нам в помощи. И тут то преимущество женщины, которое в свое время было подмечено в Лизке одним из ее начальников, проявило себя в самый что ни на есть подходящий момент. Эта красавица, слегка наклонившись вперед, оперлась ладонями о крышку стола и стала говорить кротким голосом, всем своим видом выражая любезность и доверительность, с лихвой компенсирующие проявленные мною только что бестактность и подозрительность: