Снова воцарилось молчание, нарушаемое лишь моим — убыстряющимся от волнения — дыханием: вдох… выдох… вдох… выдох… вдох, выдох, вдох, выдох…
— Я тебя люблю.
…вдох.
На меня, как неоднократно бывало и раньше, было совершено нападение в виде признания в любви. Однако на этот раз нападающему удалось пробить серьезную брешь в стенах моей крепости, серьезно ослабить мою оборону и создать серьезную угрозу моей независимости.
Я посмотрела на него так, как жертва смотрит на своего палача. Мне показалась, что у него было выражение лица, как у человека, который только что признался в каком-то грехе. Возможно, мне так показалось потому, что у меня было выражение лица, как у человека, который чувствует себя пострадавшим от этого совершенного греха.
— Ты и сам знаешь, что это невозможно. Тебе придется на ней жениться. Это твой долг, — сказала я, хотя и знала, что проблема заключается не в Наде, а во мне.
— Ситуация изменилась. И моя жизнь тоже изменилась. Эта уже не прежняя бессмысленная жизнь, которой не жалко было пожертвовать. К черту всех этих придурков, жаждущих войны! Если им так сильно хочется развязать войну, то они это непременно сделают, и я вряд ли смогу им как-то помешать… И я тоже изменился, Лизка. Теперь я мечтаю о собственном доме — доме, в который мне очень хотелось бы возвращаться. Я хочу, чтобы у меня была семья, чтобы у меня были дети. Но больше всего я хочу просыпаться каждое утро моей жизни рядом с тобой. Это — единственное, что имеет для меня значение.
Я повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Это было ужасно: он в меня влюбился! А я не была уверена в том, что люблю его, — как я и раньше никогда не бывала уверена в том, что кого-то люблю… Никогда, кроме того одного случая, после которого я стала считать любовь мучительной болезнью и поклялась себе больше ею не заражаться. С горьким чувством вины и печали я взяла его за руки и заставила наклониться ко мне. Он, словно бы лишившись сил, опустился на корточки и положил свою голову мне на колени.
— Мы с тобой — одинаковые, — начала я говорить, нежно поглаживая его волосы цвета меда. — Именно поэтому наши пути пересеклись. Мы оба ценим свою независимость и свою свободу больше всего на свете, а потому мы превратились в существ одиноких и эгоистичных. Это — та цена, которую нам приходится платить. Однако мы, по крайней мере, посвятили свои жизни делу, которое считаем самым-самым важным. И теперь уже слишком поздно поворачивать назад.
Карл поднял голову и посмотрел на меня, его глаза были полны горечи и боли.
— Я не считаю это дело самым-самым важным, Лизка. И это неправда, что уже поздно. Для меня — не поздно. А вот для тебя… Это все из-за