Крики сменились молчанием. Возможно, мое смиренное поведение на скамье подсудимых смягчило его враждебность.
— Если ты не можешь никому принадлежать, Лизка, то… зачем ты так со мной поступила? Зачем ты позволила мне в тебя влюбиться?
Теперь уже я, будучи не в силах смотреть на его — искаженное от отчаяния — лицо, стала смотреть в окно, сквозь пелену безжалостно хлещущего дождя, на сочно-зеленую панораму госпитального сада. Мне не хотелось углубляться в эту тему. Мне не хотелось снова слышать, что он в меня влюбился. Мне не хотелось снова обнаруживать, что сердечные раны — гораздо более болезненные, чем раны телесные, и что виной появления этих ран снова была я… Мне не хотелось рыться в дальних уголках своей души: я боялась того, что я могла обнаружить в каком-нибудь из них.
— Он жив, — сказала я. — Тот, кто убил Крюффнера, жив. Резня в Женеве была всего лишь уловкой, при помощи которой нас попытались сбить со следа.
Карл несколько секунд обескуражено молчал: он как будто очнулся от кошмарного сна и обнаружил, что реальная действительность еще кошмарнее.
— Откуда тебе это известно? — наконец спросил он.
— Я вспомнила, что на ритуальной церемонии в храме в Оттакринге было не четыре жреца — их было пять. К тому моменту, видимо, уже поменялась почти вся верхушка секты, в том числе появились новые руководители вместо убитых Николая и Крюффнера. Вполне возможно, что Дюба и в самом деле входил в состав этой верхушки, но Арьяман — явно не он. Он был всего лишь козлом отпущения, а остальные трое — второстепенными персонажами разыгранного спектакля. Настоящий Арьяман — тот, кто убил Крюффнера и занял его место, — подготовил весь этот фарс и позаботился о том, чтобы на месте преступления остались письма и туники, тем самым сделав виновным Дюба. Сейчас руки у него развязаны, и я уверена, что именно он подослал того юношу в твой дом, чтобы с тобой разделаться.
Я обернулась и посмотрела на Карла. На его мрачном лице не было и признака удивления. Единственной его реакцией на мои слова был глубокий вздох.
— Думаю, что я в глубине души об этом знал. Все было… уж слишком простым и очевидным. Все было настолько простым и очевидным, что оно не могло… не могло быть правдой, — стал рассуждать он вслух. — Мы возвращаемся в начало…
— Не совсем так. Каждым своим шагом и каждым своим движением он невольно дает нам все больше и больше информации о своих намерениях и о себе самом. Я интуитивно понимаю, что он продолжает работать над оружием всеобщего уничтожения, но отнюдь не для того, чтобы использовать его для коллективного жертвоприношения — убийства членов секты. Именно по этому вопросу у него возникли разногласия с руководителем секты и именно поэтому он его убил. Он — не религиозный фанатик. Он — человек своекорыстный и не станет жертвовать своей жизнью ради каких-то богов. Он всего лишь использует секту в целях личного обогащения. Я даже осмелюсь предположить, что он намерен продать это оружие самому щедрому из тех государств, которые будут вовлечены в предстоящую войну. Именно поэтому он и хотел тебя убить: он знает, что твоя женитьба на Наде может воспрепятствовать развязыванию вооруженного конфликта.