Держа в руке вышеупомянутые журнал и газету, любовь моя, я отправилась в здание, которое занимал «Венский Сецессион», чтобы ознакомиться с образцами современного искусства. Сев на скамью посередине одного из залов, я стала наслаждаться лицезрением выставленной там напоказ впечатляющей живописи, являющейся новой формой художественного самовыражения и шокирующей своей беспредельной откровенностью. Разглядывая произведения Климта, Шиле и Кокошки, я почувствовала, что посредством этих картин мне передаются эмоции авторов — их опасения и их желания, что я могу заглянуть в их души — порой темные и измученные, но стремящиеся к не ограниченному никакими условностями самовыражению. Их искусство было искусством без правил, очаровавшим меня своими нетрадиционными подходами.
Благодаря прессе и искусству я мало-помалу понимала, что Вена — это не просто город. Вена — это концентрированное отражение всего того, что происходит в мире, она — воплощение общества новой эпохи. Ты когда-нибудь воспринимал Вену в подобном аспекте? Думаю, что нет… Вена была для тебя всего лишь маленьким кружочком на географической карте, потому что эта твоя карта была очень большой — и даже слишком большой… Я смотрела Вене прямо в лицо, а потому смогла заметить, что этот город раздирают противоречия. Вену раздирали противоречия между новым и старым, между нынешним поколением и поколением, стремящимся прийти ему на смену. Благодаря этим противоречиям здесь возникла живительная среда, в которой мышление, наука и культура расцвели так, как никогда не расцветали раньше.
Посетив выставку в «Венском Сецессионе», я неторопливо прошлась по городскому парку и снова принялась читать «Die Fackel». Я бросала взгляд на парк — и видела иллюзию; переводила взгляд на страницы журнала — и снова окуналась в реальную действительность, к которой мне довелось прикоснуться в музее и которая находилась в непримиримом противоречии с окружающими меня иллюзиями, заметить фальшивость которых, бродя по венским улицам, было не так уж и трудно. Хотя Вена хотела казаться таким же городом, каким она была в прошлом веке, то есть городом, твердо придерживающимся своих традиций, городом, в котором люди слушали вальсы, пили кофе с пирожными и катались в экипажах по Рингштрассе, в действительности в этом городе уже постепенно начинал чувствоваться революционный дух. Вена представляет собой котел высокого давления — давления страстей, — который вот-вот может взорваться. В нем бушевали страсти либеральные, социалистические и националистические; страсти традиционалистические и нигилистические; страсти сдержанные и неистовые; страсти просемитские и антисемитские. Страсти противоречили друг другу, но в конечном счете стали в своей совокупности превращать Вену — с начала XX века — в завораживающий город. Да, именно так, потому что, хотя разгул страстей может привести к большим ошибкам, трагедиям и разочарованиям, отказаться от страстей — это все равно что умереть… Уж мне-то это было хорошо известно.