После проявления храбрости и агрессии я снова впала в глубокую депрессию. Я всех пугала, потому что стала похожей на скелет. Десять дней Муса не притрагивался ко мне, он решил не связываться со мной, кроме того, с ним переговорил мой брат.
- Слушай, ваши проблемы нас не касаются, но если скажешь хоть одно слово о нашей семье... я перережу тебе горло, выпью кровь, голову отнесу в полицию, а тело отправлю мамочке.
Муса был так напуган, что пришел заявить в полицию на моего брата. Мне было стыдно, что нельзя было без всякого шума просто попросить развода через адвоката.
Через десять дней пришла повестка в суд, где было написано, что против Мусы выдвинуто обвинение в насилии. На предварительное слушание надо было явиться нам обоим. Мы отправились в суд порознь.
Муса сел справа от прокурора, а я - слева.
- Месье, вы когда-нибудь били свою жену?
- Господин прокурор, я мусульманин, а мусульманам, можете в этом не сомневаться, разрешено бить своих жен - таковы законы ислама.
Прокурор косо посмотрел на него.
- Не стоит путать одно с другим. Вы мусульманин - это верно. Но здесь свободная страна, в которой нельзя прикрываться религией, избивая женщину.
- Это неправда, я не бил ее, она все лжет. Ее братья всегда угрожали мне.
- А вы, мадам? Вам есть что сказать?
Я подтвердила, что он меня избил. Перед прокурором лежало заключение врача, да и по мне все было видно. Но Муса прерывал меня каждые две секунды, он опять приплетал религию, которая позволяло наказывать жену, если она того заслуживает.
Прокурор не выдержал и стукнул кулаком по столу.
- Месье, повторяю! Не вмешивайте сюда религию! Дайте даме высказаться, иначе вас выведут! В ваших интересах же интересах быть благоразумнее.
- Она спит с ножом!
Верно, но прокурор не поверил ему; к тому же Муса перебил меня уже в третий раз.
- Вон из зала, месье! Живо!
Он демонстративно вышел и сел у самой двери, чтобы иметь возможность подслушивать.
- Нет, не туда! В заднюю комнату! Офицер, проследите, пожалуйста, за господином.
Теперь Муса уже не был таким уверенным в себе, он, наверное, чувствовал себя униженным. Вид на жительство во Франции не помог ему понять саму идею республиканского государства. В его глазах мужчина всегда был прав, а женщина не считалась равной ему перед законом.
Я рассказала все подробно. Некоторое время прокурор разглядывал меня.
- Я вынужден передать ваше дело в суд.
- Может, это слишком. Я просто хотела, чтобы он понял: во Франции свои законы и им нужно подчиняться.
Мусу снова позвали в зал. Он посмотрел на меня.
- Вас это устроит? - спросил у меня прокурор с выражением. - Мы так и поступим.