Должно быть, это произошло сразу после того, как Дункан ее встретил. Она казалась такой деловитой — деловитой и довольной своим положением и своей работой. Ему стало жаль бедняжку, но еще сильнее он разозлился — стало обидно за нее.
— Сегодня она едет на карточную вечеринку к лорду и леди Дэвис, — продолжал Финн. — Я сказал, что постараюсь увидеться с ней там. — Финн усмехнулся. — Видел бы ты, как она сидела над своим мороженым в «У Гантера». Роскошные волосы, чувственные губы. А грудь просто восхитительна. Навевает сладкие воспоминания.
— Прекрати говорить о ней так, будто она одна из твоих любовниц. Не забывай, что она леди. Прояви хоть какое-нибудь уважение.
Финн поправил кружево на манжете, закинул ногу на ногу, устроился поудобнее и уставился в окно. Должно быть, увидел там что-то крайне интересное.
Проклятие, у него был виноватый вид. Виноватый, черт возьми!
Дункан почувствовал, как встают дыбом волоски на затылке по мере того, как молчание становится нескончаемым.
— Ты же не посмел… Не так ли? — Его голос задрожал от волнения.
— Не посмел — что? — Финн снова посмотрел ему в лицо.
— Уложить ее.
В карете повисло тяжелое, мрачное молчание.
— Ну? — настаивал Дункан.
— Скажем, она была одной из тех женщин, о которых мне… приходится сожалеть, — признался Финн.
Дункан почувствовал, как в груди растет знакомый жар и закипает кровь. Бьется в нем, ищет выхода, сотрясает руки и ноги, туманит зрение, притупляет слух. То же самое ощущение, поразившее его, когда он узнал, что Финн соблазнил мать Джо. Но сейчас было еще хуже. Речь шла о девушке, которую доверили его опеке на время путешествия. Он должен был нести ответственность за нее!
Более того — эта девушка была настоящим сокровищем, воплощением совершенства во всех отношениях.
Теперь он все понял. Вот почему он бросился через улицу, наперерез телегам и каретам, чтобы догнать ее возле швейной мастерской. Почему впал в мрачность, когда она сказала, что ей безразлично, встретятся ли они снова. Она пробудила в нем что-то — но что именно, он не знал. Наверное, дело было в его мечтах о счастливой, правильно устроенной жизни.
— Ты ее соблазнил? — Дункан едва сумел выговорить эти слова. — Ей было всего…
— Шестнадцать, — уныло сказал Финн.
— Пятнадцать, — укорил его Дункан. Перед его мысленным взором вставала юная Марша, какой она была на корабле. Огонь, ярость, неукротимый дух!
— Ей исполнилось шестнадцать в ту ночь. — Финну достало совести, чтобы отвести взгляд.
— Скотина, — тихо сказал Дункан.
Плечи Финна поникли.
— Знаю. Но она сама хотела.