причем того же цвета, что и форма на диковинных солдатах. На вид она вся была сделана из железа, и при этом еще и двигалась не на колесах, а на длинных гибких лентах из металлических звеньев, соединенных в кольцо. Так вот что так лязгало и гремело у меня над головой! Только, хоть убейте меня, я не представляю, что за мотор заставляет двигаться сей удивительный механизм. Ведь для паровой машины необходимой для нее мощности внутри просто нет места.
Я же все-таки артиллерист, человек образованный, в технике понимаю достаточно. Да и по службе мне нужно знать о новинках техники. Так вот что я вам скажу, милостивые господа, ничего похожего нигде и никем сделано не было!
Мимо нас прошел молодой подпоручик, бросивший на ходу моему сопровождающему:
— Бондаренко, Иванцова не видел?
— Он где-то внутри, тащ лейтенант, — ответил тот, мимоходом козырнув.
Что меня еще очень удивило (кроме боевой повозки, естественно), так это то, что нижние чины, унтера и офицеры были одеты в абсолютно одинаковую форму, различаясь только погонами. Это что же надо было сделать с нашим офицерством, представители которого, как сороки, обожают всё блестящее и которые ни за что не согласились бы променять свои яркие мундиры на эту форму-невидимку. Похожие взаимоотношения офицеров, хотя бы с унтерами, я раньше видел только в казачьих сотнях. Ну, там все понятно — рядовой казак и офицер у казаков обычно с одной станицы, а может, даже с одной улицы. А тут? Ой, не знаю, не похожи они на станичников. Хотя нет, кажется, вот идет один из них…
— Здравия желаю, тащ капитан, — козырнул унтер, ну как-то не поворачивается у меня язык называть его сержантом. — Вот этот человек утверждает, что он русский офицер, хотя сначала сказал, что греческий купец.
Капитан внимательно оглядел меня с ног до головы. Показалось, что он заглядывает прямо мне в душу. По возрасту и ухваткам я угадал в нем старого служаку, понюхавшего пороху, который, может быть, дрался с англичанами и французами рядом с моим батюшкой на Малаховом кургане, или резался с турками под Ериванью. Немного помолчав, он сказал:
— Чем вы можете доказать, что вы офицер Российской армии? Или, милостивый государь, я должен поверить вам на слово?
Немного волнуясь, я подал ему лоскут полотна размером примерно с носовой платок, который извлек из-за подкладки моей куртки. И тут он снова меня удивил. Коротко хмыкнув, капитан повертел лоскут в руках, бормоча себе под нос:
— Ну где же я вам тут утюг возьму?! — потом сунул его в руки унтеру. — Натяни потуже! — Еще мгновение, и в руках у капитана, как у какого-нибудь факира в ярмарочном балагане, вспыхнул огонь. Он водил пламенем под полотном, и на нем стали появляться зеленоватые буквы. Закончив свои манипуляции, капитан вслух прочитал написанное на полотне: «Податель сего является поручиком Русской армии Дмитрием Николаевичем Никитиным и действует на территории Оттоманской Порты с моего ведома и по моему поручению. Генерал-адъютант Н. П. Игнатьев. 7 февраля 1871 года».