* * *
На следующий день после приема в посольстве Джек Коллинз выехал в город. Народу на улицах было немного, многие дуканы закрыты, зато базар Чар-Чата продолжал жить своей обычной жизнью, шумной, грязной, суетной. Призывные крики торговцев, недовольные возгласы покупателей, пронзительные вопли ишаков, грохот тележек — привычные звуки базарной жизни складывались в какофонию, характерную для любого восточного базара.
Джек чувствовал себя здесь, как рыба в воде. Он уверенно двигался в горячем человеческом водовороте, легко ориентируясь в хитросплетениях торговых рядов, сколоченных из ящиков и картона временных построек, оставшихся, как водится, навсегда. Темные гроты опиумокурилен и недобрые взгляды небритых аборигенов не пугали его. Конечно, от внезапного удара ножом в живот или спину тут никто не застрахован, особенно иностранец, но все серьезные люди, способные отдать приказ на устранение, его хорошо знали. А для обкурившихся злодеев или никому не подчиняющихся фанатиков он надевал армейскую куртку с крупной надписью USA на спине. Эти буквы должны были отличить высокого белокожего блондина в джинсах и просторной клетчатой рубахе от ненавистных для многих русских, которые по-другому выглядели и иначе одевались. Но только на буквы Джек не надеялся, поэтому рубаха скрывала легкий кевларовый пулезащитный жилет, а под курткой висел на плече на длинном ремне скорострельный мини-«УЗИ», из которого он мог мгновенно выкосить толпу вокруг себя, образовав круг пустого и относительно безопасного пространства.
Лавируя в толпе и не обращая внимания на назойливых торговцев, хватающих за рукава и сующих под нос всякую дребедень, Коллинз быстро шел по хорошо известному ему маршруту. После ликвидации Шайтана он остался без связи, теперь предстояло задействовать новый канал. Пройдя по центральному проходу, он свернул направо, углубился в торговые ряды, потом протиснулся между хлипкими сооружениями, сделал еще несколько шагов и, подняв грязный полог какой-то халупы, нырнул в зловещий, пахнущий гашишем полумрак. Остановившись на пороге, он подождал, пока его глаза привыкнут к сумраку, который с трудом разгоняла керосиновая лампа с дрожащим на фитиле слабым огоньком.
За одним из четырех крошечных столиков, почти вплотную прижатых друг к другу, сидел старик в старом халате, но без тюрбана. Он курил длинную трубку, от которой исходил специфический пряный запах.
— Почему ты в печальном одиночестве, Мурси? — спросил Коллинз на фарси.
— Аллах пока не послал мне достойную компанию, — безразлично отозвался тот, как будто сюда часто заходили с улицы и интересовались причиной его одиночества.