— Давай, давай, дорогой! — Теперь командир обращается к самолету, и хотя это иррационально, но всему экипажу понятно. — Если взлетишь, я тебя расцелую!
Сейчас он не видел взметающихся вокруг разрывов, не видел округлившихся глаз и вспотевшего лба второго пилота, не видел ничего, кроме приборной доски и летящих под голые колеса бетонных плит. Скорость росла, но медленно, ах, если бы ВПП была на километр длиннее… Да и самолет не так перегружен…
— Давай, брат, давай! — Копытин потянул штурвал на себя.
Конец полосы приближался. За бетонкой начиналась поросшая чертополохом выжженная земля, потом забор — бетонные столбы, между которыми натянута колючая проволока… Если он не поднимется в небо, то влетит в эти столбы, в эту проволоку и дальше — вон в тот бугор — костер будет видно издалека…
— Давай, давай! — Он тянул штурвал изо всех сил, понимая, что законы физики против него, но все же надеясь на чудо.
Огромный «Ил», покачиваясь, тяжело оторвался от последней бетонной плиты, но не взмыл вверх, как обычно, а полетел совсем низко: так из последних сил безнадежно тянет к родному гнезду раненая птица.
Обостренными чувствами Копытин ощутил: зацепит! Передней стойкой шасси за забор! Не хватит полуметра, может, даже тридцати сантиметров… Если шасси врежется в бетонный столб, машина точно скапотирует, если зацепит проволоку, то пятьдесят на пятьдесят… Проволока такому гиганту не преграда, он порвет ее, как нитку, но перегруженность и неустойчивая центровка могут сделать свое черное дело: стоит машине клюнуть носом, и она врежется в землю!
«Скажут: нарушил приказ, выбросил парашюты, вот и угробил две сотни душ!» — промелькнула мгновенная мысль.
— Давай, браток, взлетай!! — Он не замечал, что кричит во весь голос. И по-прежнему надеялся на чудо.
И чудо произошло!
Как будто огромная невидимая рука подхватила «Ил» под брюхо и приподняла на полметра, он перелетел через забор, едва не зацепив дисками колес колючую проволоку. Взрывы остались позади, борт раскачивался, иногда проседал на несколько метров, но выравнивался и поднимался все выше.
— Ура! — закричал Соляной. — Ура-а-а!
— Ура! — подхватил крик радиста бортинженер Измайлов.
Остальные члены экипажа ошеломленно молчали.
— Возьми управление, Коля! — сказал Копытин второму пилоту и вытер холодный пот со лба. Все тело было покрыто потом. Но теперь это не имело значения. Оказавшись в своей стихии, «Ил» уверенно набирал высоту, косо уходя в яркое голубое небо.
Афганистан, аэропорт Баграм. Утро
Провожающий его взглядом через лобовое стекло Ветров разжал пальцы, намертво вцепившиеся в руль, как будто это был штурвал самолета, и тоже вытер вспотевший лоб. Посидел несколько минут, приходя в себя от пережитого напряжения, потом, тяжело вздохнув, поехал обратно. Сзади спустило и второе колесо, автобус полз, как собака с перебитым позвоночником, стараясь объезжать воронки, чтобы не застрять навсегда.