А вот подъехавшую машину они будто и не замечали.
Шаров посигналил. Человечек и лошадь вздрогнули. Афганец вскочил и, оббежав большого железного «коня», открыл переднюю дверь и поздоровался. У него было узкое худое лицо, близко посаженные глаза, большой орлиный нос с горбинкой. Одет в традиционные белые штаны, пирану, и длинный, явно очень старый жилет, из-под которого выглядывали ножны ножа с широким клинком. На голове белая чалма, на ногах сандалии из автомобильной резины.
Шаров замахал рукой:
— Быстрее, Касым, быстрее, дорогой, садись! В такую жару каждую каплю прохладного воздуха беречь надо.
Придерживая чалму, афганец сел на переднее сиденье, захлопнул дверь и блаженно улыбнулся:
— Скажи, Безбородый, когда у меня будет такая машина с кондиционером?
— Вот буду уезжать, тебе и оставлю! — бодро сказал Шаров. — И чего тебе так нравится эта развалюха?
— Вот потому и нравится, что с виду развалюха, а всё работает отлично, — рассудительно ответил афганец. — Царапать глаза завистникам — все равно, что ковырять палкой в змеином гнезде.
— Ладно, Касым, об этом потом. Сейчас хорошо запоминай! Скажешь лично Шах Масуду: Хекматияр послал смертника — ему примерно двадцать пять лет, зовут Муфид, невысокий, заторможенный, будто опиума накурился.
Всю простоватость Касыма будто ветром сдуло, сейчас Шарова сосредоточенно слушал, запоминая каждое его слово, совсем другой человек, которого «человечком» назвать уже и язык бы не повернулся. Прищурив неожиданно ставшие злыми глаза, Касым стал похож на нахохлившуюся хищную птицу, от которой лучше держаться подальше. Резидент вспомнил, что однажды к агенту уже подсылали убийцу, но он оказался быстрее и перерезал наемнику горло.
— У этого Муфида синие кроссовки, — продолжал Шаров. — В левом взрывчатка. Запомнил?
Касым мгновение помолчал, потом утверждающе кивнул. Губы его были плотно сжаты, будто боялся, что открой он рот — всё услышанное тут же вылетит обратно.
— Хорошо, Касым, — Шаров хлопнул его ладонью по плечу. — Спеши, на счету каждая минута!
Касым кивнул, пулей вылетел из машины, сильно хлопнув дверцей. С ходу вскочил на лошадь, которая тут же сорвалась с места. Теперь ни у кого бы не повернулся язык назвать её невзрачной. Они унеслись к линии горизонта, именно в том направлении, куда совсем недавно так внимательно всматривались.
Шаров, качая головой, посмотрел вслед.
— Удачи, Касым! — тихо пожелал он. — Слишком многое поставлено на карту…
Афганистан, окрестности Кабула. Полевой лагерь Шах Масуда
Ахмад-Шах Масуд, известный также под прозвищем Панджерский Лев, самый осторожный, дальновидный и удачливый из всех командиров моджахедов, должен был вести приём просителей в большой армейской палатке, разбитой в центре лагеря. У входа терпеливо толклись около десяти афганцев, ожидавших, когда подойдет их очередь. Они что-то оживленно обсуждали — скорей всего, делились своими проблемами. Но время шло, а никого почему-то не вызывали. Вместо этого из палатки вышел начальник охраны Исламуддин — высокий сильный мужчина с большой бородой, в котором очень трудно было узнать русского человека. Между тем его настоящее имя было Николай Быстров, он попал в плен и, чтобы выжить, принял ислам. Не было на сегодняшний день человека, более преданного Шах Масуду, чем Исламуддин. Когда Панджерский Лев предложил пленным уехать в любую страну на выбор: от США до Индии, все, кроме него, уехали. Он остался с Ахмад-Шахом навсегда.