Юрка так же молча пошёл к дверям сам.
* * *
Честно говоря, мне очень хотелось «сдать» Юрку, когда мы вернулись домой. Благо тётя Лина как раз перед нами вернулась тоже. Потому что он вёл себя совершенно хамски. Так, как будто я пустое место. «Поможешь дойти домой», видимо, было сказано в приступе слабости — он даже по рельсе над речушкой прошёл сам, не глядя вниз и не покачнувшись ни разу. Короче, вёл себя так, как будто меня вообще нет, и я ощущал себя всю дорогу каким‑то ничтожным хвостиком. Это не могло не удручать. И не то чтобы я так уж хотел задружить с кузеном. Нет. Жил раньше один — и теперь обойдусь. Мне просто было до чёртиков интересно, что же с ним произошло и что значит вся эта история. Кроме того, я был почти уверен, что тётя Лина расстроится, если мы «не найдём общего языка». А мне ужасно не хотелось её расстраивать.
Пожалуй, она была первым в моей жизни взрослым человеком, чувства которого я принимал близко к сердцу. Чувства которого на самом деле, не на словах, для меня что‑то значили — и значили не потому, что я от этого взрослого чего‑то ждал…
…А вообще Юрка вёл себя очень ничего. Мужественно. Шутил, увлечённо рассказывал о каких‑то случаях в походе. Болтал ногой, держа на большом пальце шлёпку. Смеялся, с удовольствием озирался — как человек, вернувшийся домой после долгого отсутствия. И не подумаешь, что у него недавно в плече торчала настоящая стрела и из него вытекло не меньше стакана крови.
Правда, мне в какой‑то момент показалось, что тётя Лина что‑то заподозрила. Она очень радовалась сыну, обцеловала его (Юрка скривился преувеличенно брезгливо, но не стал отстраняться — а я заметил, что он потихоньку приобнял мать и… и позавидовал, и стало мне как‑то не так…), но за столом она нет–нет да и поглядывала тревожно. И только после того, как мы поели и я помогал таскать посуду в мойку (да, вот такой я простой по натуре и близкий к народу), она тихо сказала:
— Владик, ты, пожалуйста, не обращай внимания на Юрика. Что он так… тебя отталкивает. Просто это сначала…
— Да всё нормально, — почти искренне сказал я. В принципе, я не соврал — всё и правда было почти нормально, если не считать моего так и не утолённого любопытства.
Я хотел ещё добавить, чтобы она не брала себе в голову, но в этот момент снаружи послышались шаги, шум, и девчоночий голос взвизгнул: «Юр!»
Тётя Лина улыбнулась и одними губами сказала со смесью ласковой насмешки и гордости:
— Нина… его девушка.
Я выглянул в коридорчик, не смог удержаться.
Утренняя девчонка стояла, сцепив руки на затылке Юрки. На крыльце виднелся и тот золотоволосый «мальчик–колокольчик» (он улыбался во весь рот), но главной в живой картине всё‑таки была девчонка. И то, как они с Юркой стояли, мне о них многое сказало.