— Доброе.
Видя, что мой сарказм пролетел мимо цели, я наконец‑то вошёл в комнату и показал подбородком на гитару:
— Можно?
Не вставая с кровати и глядя на меня снизу вверх, Юрка протянул гитару мне. Посмотрел, как я пощипываю струны, потом спросил:
— Ты умеешь играть?
Вместо ответа я перебрал струны уже как следует, с чувством, выдав на испанский манер несколько аккордов.
— Ну‑ка, — Юрка соскочил с кровати, пошатнулся, но махнул на меня рукой и подошёл к шкафу. Кстати, на плече у него была новая повязка, третья по счёту, уже без кровавого пятна и сухая — ну потянул мальчик плечо, что ж теперь?.. Открыл шкаф, достал ещё одну гитару, поновее, протянул мне: — Это тебе, а это… — он кивнул на инструмент в моих руках, — дай, пожалуйста. Это отцовская, — он отвернулся в угол, секунду помолчал, потом как ни в чём не бывало повернулся снова.
— Конечно, — я смешался. Юрка снова сел, устроил гитару на коленях. Глянул на меня внимательно снизу вверх:
— Знаешь «Синюю Птицу» Макаревича?
— А ты знаешь?! — изумился я.
— А я много старых песен знаю, — сообщил он, глядя на меня неожиданно весёлыми глазами. Потом тронул струны: — Споём?
— Ага, давай! — загорелся я, ощупью усаживаясь на подоконник…
…У Юрки песенный голос оказался пониже, чем у меня. А вместе получалось очень неплохо, было слышно даже мне самому. Мы допели «Синюю Птицу», и Юрка, махнув мне рукой, чтобы я не играл, сам запел, подыгрывая похожими на выстрел аккордами:
— Всё, ребята — отписался, кажись![15]
Нет ни нот, ни слёз, ни боли вот здесь…
Всё, что я себе придумал про жизнь -
Превратилось в бесполезную смесь.
А я, дурак, с судьбой в «девятку» сыграл -
А она мне три шестёрки сдала…
Ну проиграл — да потихоньку убрал
И стихи, и душу в ящик стола… — он тряхнул головой, без наигрыша, естественно:
— Эх — только струн волшебных серебро…
Белый ангел — на добро,
А чёрный, падший — тот для зла!
Да я видал его, козла!
Простая, резкая музыка неожиданно увлекла меня.
— А ну‑ка, ну‑ка! — я поставил ногу на спинку стула. — Как там? Играй!
Я поддержал мотив, слушая, как Юрка поёт дальше:
— Всё, хана, ребята — выписался,
Как из палаты для душевнобольных!
Весь запал мой с криком выплеснулся -
И стал диагноз как у всех остальных…
А я червонец разменял по рублю -
Сделал вид, что мне как будто не жаль!
Я теперь всё на шестнадцать делю -
И особенно любовь и печаль…
Он бросил на меня короткий взгляд:
— Как вспомню -
хрясь
лбом
в стол!
Вокруг — грязь,
в мозгах — крен…
Ведь коли впредь