И вот тогда Элизабет решилась. Достала из тумбочки тетрадь с перекидными листами и начала описывать словами картины, которые постоянно рисовала в воображении. Она так увлеклась, что забыла о времени. Слова, казалось, рождались споро и сами собой укладывались на листы строчка за строчкой. Перо без усилий бежало по бумаге, словно то было не перо, а волшебная палочка из сказки, которую она только что вспомнила или сочинила… теперь трудно сказать.
Описания характеров, одежды, окружения — все давалось ей легко. Наверное, потому, что она отчетливо видела все это внутренним зрением. Была лишь одна заминка — некоторые слова было трудно записывать: те, что обычно не произносятся вслух. Анатомические термины или глаголы, непосредственно связанные с сексом. Но Элизабет заставила себя написать и их. К тому времени как она поставила многоточие в конце последнего предложения, тело ее было влажным от пота, а сердце билось в том же ритме, в котором оно бьется, когда занимаешься любовью.
Отложив ручку в сторону, Элизабет перелистала тетрадь и, вернувшись к началу, перечитала написанное. Затем, откинув одеяло, резко встала, вырвала страницы, смяла их, пошла в ванную и там методично порвала на мелкие кусочки.
Этот рассказ был сродни наркотику. Лила, наверное, сошла с ума, предложив ей этим заняться, а Элизабет так же безумна, как и сестра. Раздраженная, злая, стыдясь себя, Элизабет вернулась в спальню и выключила свет. Она честно старалась уснуть, но заработала лишь головную боль. Не находя себе места, переворачиваясь с боку на бок, Элизабет убеждала себя, будто созданный ею этюд был настолько плох, что его невозможно читать. Но в глубине души она знала: это не так. Элизабет порвала его только потому, что он был слишком хорош.
Двадцать девять лет она прожила на белом свете в полном согласии с собой и внешним миром и до сих пор не знала, какими грязными мыслями заполнен ее внутренний мир.
По воскресеньям магазин не работал. На этот раз Элизабет решила устроить себе и детям настоящий выходной и пойти с ними на пикник в городской парк. Тайной целью поездки было увести ребят из дома, подальше от соседа, к которому их тянуло, как к магниту. Когда они уходили, Тед Рэндольф был во дворе: занимался обрезкой деревьев.
— Может, Тед тоже с нами поедет? — спросил Мэтт, когда Элизабет заталкивала его в машину.
— Тед занят.
— Если бы мы пригласили его пойти, он бы отложил дела.
— Но мы не собираемся его приглашать.
— Еды у нас хватит.
— Я могу с ним поделиться, — благородно предложила Мэган.
Элизабет села за руль и завела машину, тем самым поставив точку в споре. Пикник прошел на «ура». Но пока дети играли на надувной площадке, стилизованной под джунгли, Элизабет сидела на скамейке и анализировала написанное накануне ночью. Она думала о том, как все изменить и исправить. Затем вспомнила, что рукописи больше не существует и править нечего. «Довольно, — повторяла она, — хватит об этом думать. Пора прекратить недостойную игру. То, что случилось ночью, не более чем досадный эпизод».