Генри лежал в отдельной палате. Лицо выглядело крупным и красным на фоне подушки и гипсовой повязки, покрывавшей верх туловища. Мои глаза скользнули по возвышающейся под одеялом нижней части тела. Обычно в теле чувствуется какое-то напряжение. У Генри оно отсутствовало. Только глаза двигались, затуманенные и налитые кровью.
— Генри, я пришел, чтобы сказать, как я сожалею...
— Благодарю, — произнес он невнятно.
— Что произошло?
— Я стукнулся головой. Не мог пошевелиться. — Он явно был одурманен лекарствами. Видимо, в госпитале ему не рассказали всего.
— Гонки, — сказал я. — Можешь ты говорить об этом?
— Кто победил? — спросил Генри.
— Бистон.
— Проклятье! — сказал он. На миг его глаза прояснились. — А что ты тут делаешь?
— Я хотел бы узнать, как... что случилось, — начал я медленно. Не имело смысла притворяться перед Генри, будто мы испытываем симпатию друг к другу.
— Что же, я скажу тебе. Зубья были с подветренной стороны. Шли хорошо, держали на створ причального маяка. — Он нахмурился. — Управление отказало. Штурвал не слушался, никак. Дальше не помню. А как Хьюго?
Вошла сестра.
— Ну, мистер Чарлтон, давайте подготовимся к визиту доктора?
— Как Хьюго? — переспросил Генри.
— Не беспокойтесь о нем, — сказала сестра.
— Вот что! — Внезапно Генри заговорил четко и громко. — Это все чертов руль Чарли Эгаттера. Он сломался. Я напрягся.
— Чарли... чертов... Эгаттер... — повторил он голосом, полным презрения и гнева. По щекам у него покатились слезы.
— Теперь вам лучше уйти, — сказала сестра.
Я отвернулся, видя, как она передвигает ширмы, и слыша ее жизнерадостную болтовню. Жизнь продолжается, тараторила девица, доктор Амин такой милый, Берни из соседней палаты уже катается в коляске, разве это не здорово?
Я почему-то сказал:
— Извините, — но никто не услышал.
Я повернулся и покинул госпиталь.
* * *
Домой я ехал словно робот. Хьюго был управляющим одного из самых технически совершенных в мире плазов для парусников. Недавно он купил новую компьютеризованную машину для кройки и сделал для «Эстета» новый грот[18]. Он и Генри отправились испробовать его в Булонь-Брейсер — первой гонке сезона. Она проводилась для команд из двух человек в качестве пробной перед соревнованиями на длинные дистанции, и владельцы яхт проверяли на ней новое оборудование и рулевых. Яхты направлялись по Ла-Маншу до мыса Гри-Не и назад. Стартовали во время утреннего прилива и возвращались через два дня. На сей раз они отправились по Ла-Маншу при пятибалльном западном ветре, который вскоре перешел в юго-западный, усилившись до шести, а затем и до восьми баллов. Это радовало, ибо означало, что лодкам не придется, на обратном пути, когда команда уже устанет, идти, тяжело лавируя, против ветра.