— Ершов, чего тебе надо? — с подозрением смотрела на меня Иришка, когда я разглядывал ее ноги. — Ты меня пугаешь.
— Ты как думаешь, у тебя живот шарообразный или больше похож на конус? — вопрошал я с загадочным видом.
— Нет, ты ненормальный. Это-то тебе зачем понадобилось? У меня и живота-то пока нет!
— А ноги не болят? А чего больше хочется — сала или пряников? — не отставал я.
— Сала?
— Ну… сала из сои, — поправился я. Иринка расхохоталась и согласилась пойти на крайнюю меру. Так я узнал, что у меня через несколько месяцев будет дочь. У меня будет семья. Это было странно, но уже не пугало. В каком-то смысле я даже начал радоваться этому. У меня, как и у всех других людей, есть семья. Ведь, как ни крути, семья у меня уже есть. Я и Ирина.
Я лежал и смотрел на нее, как она спит в моей футболке, заляпанной чем-то спереди (вероятнее всего, вишневым вареньем) и немилосердно измятой сзади. Футболка убита, однозначно, а ведь в свое время я отвалил за нее триста баксов. Почему же это не приводит меня в истерику? Так же как и тот факт, что Иринка разбила мою самую любимую кружку, которую я привез из Амстердама и на которой было написано «Fucking home is killing prostitution, keep hookers employed, they need to eat too»[3]. Этой кружке в будущем году было бы десять лет, и ни у кого из моих знакомых не было такой. Уникальная в своем роде вещь была куплена мной в амстердамском квартале красных фонарей, где я. Впрочем, сейчас не об этом.
Ирина делала все, что хотела, и я все прощал, забывал и смотрел на все сквозь пальцы. Иногда в буквальном смысле, когда она учила меня лепить из глины, я смотрел на нее сквозь свои растопыренные грязные ладони и смеялся тому, какие страшные, антихудожественные чертики у меня получались.
— Этот стиль называется «наивный реализм», — говорила Ирина, держа в руках изготовленного мной керамического медведя, больше похожего на продукт жизнедеятельности человека в натуральном виде и размере, запечатленный в глине.
— Наивный идиотизм, — отвечал я. — Я безнадежен.
— Ты безнадежен, потому что тебе не хочется ничего делать руками.
— Почему же? Я люблю многое делать руками… с тобой. И не только руками. Могу показать прямо сейчас! — ухмыльнулся я, а Ирина в ответ зарделась. Наша сексуальная жизнь была, как бы это поточнее выразиться, как полет в зоне турбулентности. Интересно, захватывающе и непредсказуемо. Опасно, но увлекательно, одним словом. Ирина могла смотреть на меня доверчивыми глазами и отдавать себя в мои руки, а могла вскочить и в негодовании убежать, оставляя меня в одиночестве гадать, что именно я сделал не так. Она была слишком молода и неопытна, она придавала значение каким-то нелепым вещам, обозначала границы там, где их не должно быть. И хотя я был вполне опытным пилотом, любое неверное движение могло привести к вынужденной остановке или вообще к катастрофе. Не знаю, как эта дикая и пугливая девушка умудрилась столько лет встречаться со взрослым женатым мужчиной, а главное, не понимаю, что он с ней делал все это время. Впрочем, возможно, с ним она была другой. Женщины сильно меняются, когда влюблены в мужчину. Не думаю, что она влюблена в меня. Но мне достаточно, что она со мной. Что мы вместе.