— Порфирия? — Макс хохотнул и поплелся за мной в «Му-Му». Черт его знает, зачем. Он шел за мной с выражением глубокой рассеянности и задумчивости на лице. У него имелся ко мне вопрос, и ради того, чтобы найти на него ответ, он был готов на многое, даже на «Му-Му». Мы не виделись с ним около двух лет. Между нами больше не было ничего общего.
— Свинья с черносливом есть? — спросил я у официанта на раздаче, которого хорошо знал — веселый парень, вечно острит.
— Свинья есть, причем порядочная свинья, — задорно ответил он, ловко накладывая на мою тарелку мясное месиво. Как бы Ирина ни агитировала меня за советскую власть, ей не сделать из меня вегетарианца.
— А вам что? — спросил официант у Макса. Тот с сомнением осматривал предлагаемые блюда. Наконец, ткнул пальцем во что-то мясное.
— Это что?
— Индейка! — бодро отрапортовал официант.
— Индейка. Свежая? — кривился Макс.
— Индейка — жена индейца. Свежая, как утренняя роса. Берите — не пожалеете.
— Думаете, не пожалею? — Макс явно чувствовал себя не в своей тарелке, что, признаться, меня порядком развеселило. Я постоял около прилавка с пирожками, обсуждая стоимость тех, что с мясом, и под конец добавил, что мне на всех дармоедов денег не напастись, мне семью кормить. Макс стоял и краснел, пока, наконец, не понял, что я «стебусь» напропалую.
— Все шутишь? Совсем не изменился, — буркнул он, когда мы, наконец, устроились за самым ближним ко входу столиком, некурящим.
— А чего мне меняться.
— Это какую тебе семью кормить? Ты же всегда был самым упорным холостяком. Мы же тобой гордились!
— Вот, и тут я всех подвел. Просто шоу сбитого летчика. Надо, кстати, снова что-то такое начать снимать. Как считаешь? Ну, рассказывай, Макс, как дошел до жизни такой и что нового в нашем болоте. Как пингвины, не улетели на юг? — я с наслаждением наворачивал свою «свинью», не ел с утра.
— А ты хорошо выглядишь, — вдруг сказал он. Я чуть не поперхнулся.
— Что, нравлюсь? Совсем вы тут вырождаетесь, братцы!
— Я рад, что ты поправился. Мы все рады. На самом деле, если хочешь. Если ты чувствуешь в себе силы, мы бы могли поговорить… у нас есть проекты.
— Макс, ты о чем? — опешил я. Он побледнел и посмотрел на меня таким взглядом, что я вдруг разом потерял аппетит. События прошлого года начали всплывать в моей памяти. И все необъяснимое, происходившее тогда, обрело очертания.
— Ты же заболел, — Макс замотал головой и побледнел еще больше. — Димка — скотина, конечно. Да и мы тоже. Не должны мы были тебя бросать. Я должен был тебе помочь. Но это жесткий бизнес, брат, мы не можем рисковать, ты знаешь. Не думай, что это было легко. Я потом переживал.