Лето тянулось ужасно медленно, пока я лежал в больнице, но когда я из нее вышел, оно полетело со скоростью, от которой меня подташнивало и кружилась голова. Меня продержали в больнице две недели, больше из осторожности, чем из реальной необходимости от чего-то лечить. В палате помимо меня должно было лежать еще пятеро, но положили только троих, один из которых постоянно стонал, не давая нам, остальным, спать по ночам. Мне делали какие-то уколы, просвечивали аппаратами, с равнодушием принимали конфеты и коньяки из рук моей мамочки или сестер. На лице у врачей было написано усталое раздражение. «Лучше бы уж деньгами!» — говорили их лица, но все продолжали нести конфеты и спиртное.
Потом меня выписали, и стало сложнее навещать Ирину. Гипс еще не сняли, с ним было сложно заходить в метро, приходилось просачиваться бочком через турникет. Я не ездил на метро лет десять, наверное. С тех пор, как меня уволили, ездить больше было не на чем. Машину «продакшена» забрали сразу, еще до того, как мне официально предложили «захотеть» немедленно уйти по собственному желанию. Предложение поступило чуть ли не на следующий день после моей выписки, я был измотан и так устал, что даже обрадовался. О том, как именно развернулась ситуация с аварией, я уже знал и больше боялся, что мне придется долго ходить и что-то выслушивать, объясняться, кивать и каяться принародно — этого бы я в тот момент просто не вынес.
— Мы считаем, тебе сейчас лучше просто уйти, — сказал мне Славик Бодин, которому было поручено со мной поговорить, как человеку «нейтральному». — Ты у нас сейчас тут нечто вроде продюсера — оборотня без погон, — хохотнул он, имитируя сочувствие.
— Значит, забросали камнями? — усмехнулся я. — Слушай, просто интересно, а кто первым бросил в меня камень? Димуля, я так мыслю? Я прав?
— Не скажу, что ты прав, но и не факт, что ошибаешься, — Славик — хороший парень, и чтобы поговорить со мной, он не поленился и приехал ко мне домой. Мог бы обойтись одним простым звонком, но он пришел, принес с собой бутылку «Teacher’s» и колбасу.
— Кто бы мог подумать! — я пожал здоровым плечом, пожать другим мне не дал гипс. Мы еще выпили, но без былого задора. Сидели в тишине, я не стал даже включать свою стереосистему. Даже новости меня больше не интересовали, все для меня поменялось в одночасье.
— Он теперь большой человек, — вздохнул Славик.
— Костюм, портфель и щеки у него всегда соответствовали, — хмыкнул я.
— А как Ирина? — спросил после некоторой паузы Славик. Я посмотрел в окно.