Долговязый ангел захлебывался щенячьим визгливым смехом, как от щекотки:
— Ты летала в ступе с помелом в руке?
— Я же не Баба — Яга! — пыталась улыбнуться Алевтина. — От мази все тело горит огнем, а потом сгорает и становится невесомым. Как пушинка. Ветерок подует — и ты воспаряешь…
Шаловливый ангел не верил ни слову своей возлюбленной.
— Что у вас творится на шабаше? Групповуха с чертями?
— Ну почему обязательно групповуха? — обижалась недавняя гетера. — Просто женщины развлекаются…
— Знаю я, как женщины развлекаются!
Знал Игрек только про необузданные любовные развлечения самой Алевтины.
Под уничижительный смех своего ангелочка Ведьма печалилась:
«Если дьявол — это падший ангел, то, может, и ангел — бывший дьявол?»
5.
Несмотря на помехи, чинимые Сизарю недоброжелателями, он приближался к пику своей потусторонней карьеры.
В бане Сизов свел короткое знакомство с телохранителем Коровко Альбертом. Заметив следы укусов на фаллосе дружбана, Сизарь грубовато пошутил:
— Что ж ты свое тело-то не хранишь?
Разомлевший после пива Альберт разоткровенничался с экстрасенсом:
— Кусачая, сука! — речь шла, конечно, о мадам Коровко.
* * *
— Ты не раскручен! — упрямо твердил Сизарю знакомый священник отец Никодим, у которого глюк время от времени просил рекомендации в семьи, где имелся свежий покойник. — Твой дар — дар Божий, а не диавольский, он не противоречит вере нашей православной…
— Тогда помоги раскрутиться, батя! — суетился душевнобольной Сизов. — Пообщаться с душой усопшего — дело богоугодное.
— Фифти — фифти! — кротко промолвил батюшка.
— Не понял!
— Когда поймешь, приходи, раб Божий… Ты кем крещен?
— Сизарь я.
— А на иностранца не похож. Когда Господь тебя вразумит, приходи.
Вразумленный раб божий Сизарь вскоре явился к отцу Никодиму.
— По рукам! — согласился глюк. — Тебе половина всей выручки от общения с бессмертной душой и мне половина.
Отец Никодим в задумчивости сунул указательный палец в нос. И произнес сакраментальное:
— Ты, раб божий, еще не раскручен!
* * *
Узнав от хранителя тела мэра, что мадам Коровко приказала долго жить, Сизарь уразумел: его час пробил.
Напросившись в дом скорби, глюк вступил в связь с душой новопреставленной Коровко.
— Что она говорит? — взволнованно выкрикнул вдовец Григорий Ильич.
— Она ничего не говорит! — строго ответил Сизарь.
Коровко приуныл.
— Бессмертная душа вашей супруги…
— Она бессмертная? — снова не сдержал волнения Коровко.
— Безусловно. Так же, как и ваша. Грешная душа вашей супруги…
— Она грешная?
— Так же, как и ваша! — осадил мэра Сизарь. — Ведите себя скромней! Она дает мне понять, что не простила пакость, которую вы учинили с черепом Засекина.