— Маленький! Наконец-то ты проснулся!
Для надежности медицинская барышня сунула руку Алевтины себе между ног.
Она была без трусиков.
Ведьму удивило, что она не испытала никакого отвращения к столь откровенной ласке. Больше того — рука Алевтины, против ее воли, скользнула в вырез халата. Нащупав голую грудь Люси, Ведьма испытала удушающий восторг.
Будто по воздуху, перенеслась очумевшая от вожделения парочка в комнату медсестер.
* * *
«Какое я имею право Пользоваться чужим телом в хвост и в гриву! — Алевтина засмеялась, потому что все так и было. И сразу же ужаснулась своей испорченности. — Я лесбиянка! О нет, раз у меня сейчас мужское тело, я обыкновенный бабник! Не хватало мне еще намотать что‑нибудь на крючок, чтоб потом Игрек мучился! — опасение отнюдь не дикое. — Никогда больше не буду ни с кем трахаться в чужом теле! — Клятва испугала Ведьму тем, что все заповеди нарушаются. К повторению такого кошмара, что случился минуту назад, Тина была не готова. — Это самое настоящее блядство!» — сурово заключила она.
Возмездие за содеянное настало быстрее, чем развратница могла предположить.
«Хорошо бы еще трахнуться с Ознобишиным… и с Коробочкиным…» — невинное желание нагнало на Тину ужас.
«Я — Люся! — Алевтине такая мерзость в голову не пришла бы, а поблядушка со всеми хочет разделить ложе!»
Убийственная догадка означала, что душа Ведьмы после совокупления с Люсей юркнула в ее плоть и угнездилась в ней. Следовательно, чудесное тело Игрека осталось беспризорным.
Тьма в комнате мешала Тине разглядеть лежащее возле нее бездыханное тело. Страх не давал ей дотронуться до него. Даже свое новое вместилище Ведьма не могла себя заставить ощупать.
«Я не Алевтина в обличье Люси, — осенило бедную Ведьму. — Я Люся в теле Люси, иначе откуда у меня блядские помыслы! Я — не я!»
Некто в темноте понял, что сходит с ума. Вернее, уже сошел, и если он немедленно не вернется обратно, никакие уколы его (ее) не спасут.
«Я Алевтина в теле Люси!» — спасение казалось сомнительным, и все-таки неизвестное существо ощутило зыбкую почву под ногами.
«Я — Люся!» — диагноз и одновременно приговор — страшней расстрела, потому что не только себя угробила роковая женщина.
Рядом с ней лежал бездыханный Ангелочек, а в палате Алевтина в беспамятстве. Ведьме предстояло коротать век в шкуре воробьевской потаскухи…
Тине хотелось разжалобить себя, чтоб разразиться слезами. Не вышло.
«Из Люськи слезинку не выдавишь! Деваха в дурдоме не такое видала! Из чего только сделаны девочки? — вспомнилась Ведьме детская песенка. — Из чего только сделаны мальчики?»