Ратлидж уже не слушал ее. Он думал о другом. Когда тихий голос замолчал, он спросил:
– Оливия и Анна одевались как близнецы – одинаково?
– Иногда, – ответила Рейчел, удивившись смене темы. – Оливии это не нравилось. Она говорила, что она не половинка пары, как туфля или перчатка. Ей не хотелось находиться в тени Анны; она была сама по себе. Кажется, потом… ее это беспокоило… Мы все чувствовали себя виноватыми – как все дети, винили себя…
– В тот день, когда Анна упала с дерева, на них были одинаковые платья?
– Н-не знаю… Дайте подумать. – Рейчел покачала головой. – Нет. Погодите! На Анне было платье с вишенками по подолу и на поясе. На платье Оливии были голубые цветочки… кажется, незабудки. Да, точно. Моя кровь капала на платье Анны и была такого же цвета, что и вишенки. – Пустая чашка на блюдце задребезжала – у нее задрожали пальцы. Ратлидж встал и подлил ей чаю, стараясь успокоить обычными вопросами о том, сколько ложек сахару ей положить и класть ли лимон.
– А Николас точно знал, за чей пояс он держится? Хотя тогда был еще совсем маленький?
– Да, я говорила вам, он держался за пояс Оливии…
Вдруг Рейчел замолчала. В комнате было уже темно; в окна проникал только звездный свет, да единственная лампа на столе у стены кое-как рассеивала мрак.
– Нет, – медленно произнесла она, обращаясь к темноте, а не к нему. – Неужели пояс был голубой? Не может быть! Хотя… да, похоже на то. Но я всегда была так уверена! Оливия сама говорила мне, что он был голубой!
– И именно Николаса не могли найти, когда Кормак пошел его искать – там, на пустоши? – Ратлидж старался сохранять хладнокровие. – И он снова отправился туда, когда привез вас с Оливией в Тревельян-Холл?
– Да…
– Он завидовал брату, тому вниманию, которое привлекали к себе его дикие выходки? Или они были близки? Николас и Ричард много времени проводили вместе?
– П-по-моему… они были такие разные, что им трудно было сдружиться. Оливия и Николас были больше похожи друг на друга. Оба тихони, оба умели себя занять. А Ричарду всегда нужны были… развлечения. Он был такой… яркий, взрывной. Он отнимал у Розамунды много времени. Не хотел спать днем, всегда требовал, чтобы с ним поиграли или ему почитали, чтобы взяли его посмотреть лошадей. – Рейчел улыбнулась. – Ричарду и Анне надо было родиться близнецами. Они были так похожи – оба любили командовать, оба очень деятельные и своевольные. Няня звала их «надоеды».
– Где был Николас, когда застрелился Джеймс?
– Я не… Он был уже в коридоре, когда Кормак захотел узнать, что там за шум, и Николас ответил, что это выстрел и он, мол, уже стучал, но Джеймс не открыл. Тогда Кормак и кто-то из слуг взломали дверь. А может, просто открыли – не думаю, что она была заперта. Просто Николас стоял как каменный и дергал дверь туда-сюда. Только Оливия заставила его прекратить, но ей так и не удалось увести его в комнату, она не могла заставить его подойти к отцу. Потом Розамунда услышала шум, прибежала посмотреть, что случилось, а Кормак помчался в деревню, к доктору Пенриту. Розамунда стояла в дверях – такой бледной я ее никогда еще не видела, – но не плакала, только дрожала и никак не могла остановиться. Помню, Брайан Фицхью положил руку ей на плечи, но она оттолкнула его и все стояла там, и Николас стоял рядом и все повторял: «Это был несчастный случай, я знаю, что это был несчастный случай!» – как будто убеждал самого себя…