– Да, очень похоже на француза – перехитрить Гиневру! В наших краях ни о чем подобном не слышали до тех пор, пока лягушатники не переврали все, что могли!
Ратлидж подавил смешок и воспользовался словами своего собеседника как поводом, чтобы сменить направление разговора.
– А что говорили в ваших краях о Тревельян-Холле и о красивой дочери Эйдриана Тревельяна?
– Ничего! – сухо ответил доктор, обернувшись к нему. – Розамунда, как жена Цезаря, всегда была выше подозрений!
– Что случилось с Ричардом Тревельяном?
Старик с грустью покачал головой:
– Кто знает? Если бы его украли цыгане, можно было ожидать, что он вернется домой, если сумеет убежать. Но в последующие годы ни один мальчик… или взрослый мужчина… не явился в Тревельян-Холл и не назвался Ричардом.
– А Розамунда поверила бы, если бы такой мальчик… или мужчина… явился?
– Розамунда была женщиной умной. Она заставила себя поверить, что мальчика украли – или он убежал и потерялся, а затем просто не захотел возвращаться. В ее сердце теплилась надежда. Она уверяла Джеймса, что мальчик рано или поздно вернется. Что он сбежал из дома, чтобы записаться в армию, и какой-нибудь фермер или возчик скоро привезут его назад, усталого и голодного.
– А мисс Оливия?
Доктор Пенрит нахмурился:
– А знаете, странно. Мисс Оливия никогда не плакала. Она ходила искать брата вместе с другими; из-за больной ноги она ездила на пони. Была на пустоши и в тот день, и на следующий. Потом я встретил ее на дороге и отправил домой. Она показалась мне смертельно усталой; я испугался, что она снова заболеет. А она вдруг посмотрела на меня в упор и сказала: «Ричард хотел, чтобы на его могиле стоял ангел… Он сам мне так сказал. Я хочу купить такую статую, только маленькую, чтобы вспоминать его. Как по-вашему, сколько она может стоить?»
– И что вы ей ответили? – спросил заинтригованный Ратлидж.
– Что не принято ставить памятник, пока не найдут тело. На что она довольно серьезно ответила: «Нет, принято! На нашем кладбище есть памятники тем, кто погиб в море». К тому времени, как ее привели домой, у нее началась лихорадка, а потом я больше не слышал от нее разговоров об ангелах и надгробных плитах.
Ратлидж неожиданно для себя вспомнил стихотворение в одной из первых книжек О. А. Мэннинг. Оно начиналось словами:
Могилу того, кто в море сгинул в шторм,
Стережет на кладбище ангел.
Моему любимому места нет нигде – ни в земле, ни в воде.
Мне негде оплакать его уход, ощупать землю рукой,
И некуда розы нести – кроваво-красные розы…
Он попытался вспомнить последние строчки, но ему это не удалось.