У Саманты закружилась голова, ей стало трудно дышать.
Губы Ника соскользнули к шее и стали легонько ее покусывать, его рука завозилась с завязками на ночной рубашке. Он опустил рубашку с ее плеч. Колючие щеки щекотали кожу девушки.
— Как сладко, — прошептал он. Его ласки рождали в ней трепет. Саманта вздохнула, и он поднял голову, вновь ища ее губы. Мягко, но настойчиво их раздвинув, он погрузил язык в ее рот, дразня и побуждая ее сделать то же самое. Она робко вошла языком в его влажную пещерку и принялась ее изучать. Его язык коснулся ее языка, приглашая следовать дальше.
Большими пальцами он медленно очерчивал круги вокруг ее сосков. Затем заключил груди в ладони. Эти прикосновения и ласки породили в ней жар и пламя. Ник опустился ниже, задрал прозрачную рубашку и снял ее через голову.
— Ах, котенок, ты такая теплая, такая атласная, — пробормотал он, лаская тело Саманты взглядом серебристо-серых глаз. Наклонившись, он стал целовать ей бедра, гладить обнаженное вздрагивающее тело мозолистыми руками. Языком он ласкал и дразнил трепещущие упругие соски.
Тело Саманты содрогалось то ли от страха, то ли от страсти, которую пробуждали в ней его ласки. Робко, застенчиво она стала трогать тугие мышцы на его спине, стремясь получше узнать мужчину, которого называла своим мужем.
Закрыв глаза, чувствуя, как гулко колотится сердце, она прижималась к его губам, ощущая блуждающие по ее телу ладони. Она хотела, чтобы он научил ее чему-то большему. Нарастающее тепло между бедер перешло в пульсирующую, ноющую боль. Саманта прижалась к Нику еще плотнее, догадываясь, что только он может положить конец этому сладостно-мучительному томлению.
— Моя любовь, — прошептала она.
Тело Ника напряглось, и он дернулся, словно его прижгли каленым железом. Он уставился на нее, его лицо исказилось болью. Глаза из серебристо-серых превратились в темные.
— Ложись спать! — резко бросил он и встал с постели.
— Ник! Что случилось? — крикнула она вслед удаляющейся фигуре. Ответа не последовало. Ник вышел, громко захлопнув за собой дверь.
Ника трясло от ревности и неудовлетворенного желания, когда он влетел в свою комнату и закрыл за собой дверь. Он сел на кровать и обхватил руками голову. Можно сойти с ума от таких слов. «Как же, моя любовь! Да уж назвала бы меня сразу Билли — и дело с концом», — размышлял Ник.
Он закрыл глаза, пытаясь вытравить из памяти вид ее белоснежного тела, мерцающего под прозрачной ночной рубашкой. Сжал ладонями грубое одеяло, чтобы рука забыла, как нежна и атласна ее кожа.
Однако все было напрасно. Его кожа сохранила аромат роз, этим запахом был наполнен окружающий воздух. Его тело сохранило память о ее медовых поцелуях. Его руки до сих пор ощущали упругость нежных грудей. Его чресла ныли от неудовлетворенного желания.