Мои действия, внешне, были почти идентичны поведению кота. Разве что, я не принюхивался. В общих чертах понимая, с чем именно столкнулся, я должен был убедиться в этом полностью. Военная косморазведка очень сильно отличается от гражданской, но кое-чему и нас учили.
В первую очередь, я оглядел поверхность, высматривая трещины. Потом, усевшись на корточки, убедился в наличии мелкозернистой структуры. Царапать камень ногтем я не стал. В специальном кармашке моего комбинезона можно было отыскать и что-нибудь потвёрже. Вольфрамокобальтовый сплав оставил на поверхности неглубокую царапину. Ну что ж, всё ясно.
Поворачиваюсь к улыбающемуся Соболеву.
— Кварцит, однако. Причём, высочайшей крепости. Думаю, что сильно не ошибусь, предположив, что коэффициент крепости по шкале Протодьяконова около двадцати.
— Которого Протодьяконова? — спросил Соболев.
Мы с ним переглянулись и дружно рассмеялись.
— А для меня можно пояснить, что тут смешного? — поинтересовалась Унельма.
— Это очень старая, бородатая шутка, — отсмеявшись, ответил я. В XX веке профессора задавали такой вопрос студентам, пытающимся сдать экзамен на тройку, не имея достаточных для этого знаний. Дело в том, что Протодьяконовых было два: отец и сын. Так вот, если студент всё же вспоминал про шкалу Протодьяконова, начинался следующий диалог:
— Которого Протодьяконова, отца или сына?
— Михаила Михайловича!
— Так, вы небезнадёжны, только вот они оба Михаилы Михайловичи.
— Того, который профессор!
— Ваши шансы растут, только вот какая незадача, они оба были профессорами. Отец — российским, а сын — советским. Так который из них?
Скрип мозгов. Российский — это ведь ещё до революции. Нет, слишком рано. Мы ведь и сейчас этой шкалой пользуемся. Наверно, второй придумал.
— Сын!
— А вот и неверно, отец. Ещё в 1910-м году. Но, за упорство я вам «удовлетворительно», так и быть, поставлю.
Посмеялись. Иннокентий, которому надоело тупить когти и очень не хотелось оказаться сдутым в океан, запрыгнул ко мне на плечи и капитально там закрепился. А мы подошли к кованому заборчику, установленному по краю площадки. Вот тут у меня действительно, захватило дух. Белоснежный скальный монолит уходил вниз под углом около 45-и градусов. Площадка, на которой мы стояли, находилась на высоте не менее 200 метров, и возвышалась над скалами мыса примерно на 50. А прямо перед нами находился Океан. Самый большой из тех, которые мне приходилось когда-либо видеть. Расстояние до горизонта составляло около 100 километров, и всё это пространство было залито невообразимо густой синью, которая слегка светлела только у самого подножия утёса. Небо было намного бледнее и, не смотря на то, что его цвет скорее приближался к фиолетовому, выглядело значительно более светлым.