Ветер уже почти стих, но на волнении океана это не отразилось. Только гребни исчезли. Невообразимо длинные (более километра между соседними впадинами) пологие волны медленно и неудержимо катились к нам из-за горизонта. С двухсотметровой высоты они казались маленькими, но я понимал, что их высота составляет никак не менее 10 метров. И лишь перед самым утёсом волны начинали горбиться, поднимаясь вверх на высоту десятиэтажного здания, с маху, ударяясь о скалу и рассыпаясь в мельчайшую белую пыль, взлетающую вверх ещё на десятки метров. Разбившаяся волна осыпалась с утёса, и пыталась отхлынуть назад, но ей на смену уже приходила следующая. Белая скала почти на треть высоты была погружена в это белопенное облако, которое поднималось вверх, опадало и снова поднималось.
После каждого такого удара сначала чуть вздрагивала скала под ногами, а потом, примерно через секунду, на уши обрушивался мощный протяжный гул.
Каждая из волн обладала чудовищной силой, но белый как снег утёс сопротивлялся им, по-видимому, уже миллионы лет и всё говорило о том, что и миллионы лет спустя он будет выситься тут не менее гордо и монументально.
— Да, — наконец, смог я отвлечься от этого прекрасного и величественного зрелища, — впечатляет! Вы действительно смогли меня удивить. Представляю, что тут происходит в шторм.
— А в шторм брызги через верх летят, — похвастался Соболев, — только тут в это время никого не бывает. Слишком уж сильные акустические воздействия получаются.
— Сейчас тоже шумновато, но поговорить, я думаю, можно. Сомневаюсь, что тут нас смогут подслушать.
— А мы будем наверняка действовать, чтобы сомнений не оставалось, — Соболев вынул из кармана небольшое устройство и вдавил кнопку. Иннокентий поморщился, но отнёсся к действию президента колонии с пониманием.
— Теперь можно поговорить. Вчера мы убедились, что нашему комфортному и беспечному существованию пришёл конец. За последние десятилетия мы привыкли, что никому особо не нужны. Варились в собственном соку и думали, что так будет продолжаться и дальше. А обстоятельства изменились. Раньше мы были составной частью земной Финляндии. Передовым её форпостом, но, одновременно, и составной частью. Все внешние проблемы решались там. Мы осваивали эту планету и ни о чём другом не задумывались. Своих проблем хватало по горло. Обосноваться, развить инфраструктуру, обеспечить рентабельность. Это всё было непросто. Очень непросто. Потом всё вошло в колею, производство сельхозпродукции наладилось, появились излишки, которых хватало уже не только для обеспечения метрополии, но и на внешнюю торговлю оставалось. Мы приобрели самостоятельность, но не поняли до конца, что теперь и ответственность за все наши действия ложится на наши плечи. Не замечали, что давно уже представляем интерес. Нас ведь всего около миллиона, а планета в два раза больше Земли. И то, что большая её часть залита водой, сейчас, когда острова полностью освоены, уже не принципиально.