— Ты видишь, кто там? — спросил Пол.
— Нет, не вижу, но чувствую, что там кто-то есть.
Так они и стояли, Харлан и Пол, два испуганных старика с винтовками, вглядываясь в скрытое мраком, неумолимое и незримое существо. Потом оба почувствовали его исчезновение, однако теперь уже друзья решили, что до рассвета будут по очереди нести дежурство. Первым выпало спать Полу, а Харлан остался нести вахту, но он даже не представлял, насколько устал. Глаза сами собой закрылись, плечи поникли. Перед внезапным пробуждением ему привиделся странный сон. В том кратком сне из леса выбежала девочка. Лицо ее виделось расплывчато. Она приблизилась к костру и сквозь дым и голубоватые язычки пламени настороженно разглядывала двух спящих стариков. Потом, осмелев, подошла к ним настолько, что коснулась рукой лица Веттерса. Он даже рассмотрел, что некоторые ногти у нее сломаны, а под остальные забилась грязь. Вдобавок от нее пахло какой-то гнилью.
После этого Харлан уже не спал. Он поднялся на ноги, надеясь прогнать сонное наваждение.
Сонное наваждение вместе с той девочкой.
Ведь после пробуждения гнилостный запашок никуда не пропал.
Сон обернулся реальностью.
Однако деньги они забрали. В конце концов друзья пришли к согласию в этом вопросе. Взяв те доллары, они постарались облегчить себе жизнь. Когда от рака начали сходить с ума клетки Пола, точно разум обманутого Отелло, превращаясь из белых в черные, Сколлей осторожно испробовал ряд лечений, традиционных и оригинальных. Он не терял надежды, даже когда в итоге сунул дуло дробовика себе в рот, потому что видел в этом не выражение крайнего отчаяния, а использование своей последней, лучшей и проверенной возможности.
И за женой Харлана Веттерса сначала хорошо ухаживали в ее родном доме, а когда Паркинсон, объединившись с Альцгеймером, достигли сокрушительных результатов, он был вынужден передать ее на попечение в городской дом престарелых. Из всех приютов, что Веттерс смог найти в окрестностях Фоллс-Энда, этот предоставлял лучшие услуги. Анжелину поселили в отдельной светлой комнате с видом на лес, ведь она любила природу не меньше мужа. Харлан ежедневно навещал ее, а летом порой сажал в кресло-каталку, и они вместе отправлялись в город полакомиться мороженым. Бывали дни, когда разум ее просветлялся. Она ненадолго узнавала супруга, брала его за руку, а он с трепетом чувствовал возвращение былой силы. Большую часть времени, правда, взгляд ее оставался отстраненным. Харлан не мог решить, что лучше: эта отстраненность или те моменты, когда взор ее вдруг становился осмысленным и она в очередной раз пугалась неведомого окружающего мира — города, мужа, даже самой себя.