Когда сестра Пола Сколлея обнаружила, что ее муж проиграл все их сбережения, Пол взял дело в свои руки и положил деньги на ее счет с твердым процентом, к которому имела доступ только сестра. Ее мужа между тем удалось склонить к лечению от столь пагубной страсти. Стимулом послужил разговор с Полом, убедительность слов которого выразительно подчеркивало заряженное ружье.
Живя в небольшом городке, друзья многое знали о чужих проблемах — потеря работы, пережитые травмы, подброшенный на попечение бабушек и дедушек ребенок, с содержанием которого мать не могла справиться, — и каким-нибудь вечером просто подкладывали на нужное крыльцо конверт, в результате чего небольшие затруднения горожан получали анонимную помощь. Таким способом они пытались успокоить совесть, хотя обоих продолжали преследовать странные сны. В тех видениях за ними по лесу гналось невидимое существо, загоняя в итоге к тому черному водоему, где что-то поднималось из глубины, вечно угрожая выбраться на поверхность, но так и не появляясь до самого момента пробуждения.
Редкий день в те годы проходил без того, чтобы Харлану и Полу удавалось отделаться от страха, что обнаружат самолет — и следы их присутствия на месте крушения. Они не знали даже, чего боятся больше: закона или тех, кто мог быть тайно заинтересован в том борте и его содержимом. Впрочем, страхи постепенно ослабли, и ночные кошмары стали менее частыми. Деньги неуклонно убывали, и когда от них остались жалкие крохи, Харлан и Пол уже начали верить, что, возможно, от их своеобразного преступления никто не пострадал.
И тут в Фоллс-Энде вдруг объявился тип с жабьей шеей.
В холодном январе две тысячи четвертого года человек, известный под именем Брайтуэлл — если, конечно, он действительно был человеком, — вновь появился в Фоллс-Энде.
Харлан Веттерс никогда не любил зимние месяцы. Зима не нравилась ему и в молодые годы, когда он еще обладал жизнестойкостью, крепкой мускулатурой и здоровыми костями, а сейчас, на склоне лет, когда ему изрядно не хватало этих трех качеств, старик с нарастающим страхом поджидал первого снегопада. Его жену забавляло, когда он принимался бранить иллюстрации в зимних каталогах, которые с августа забрасывали в их почтовый ящик, или глянцевые рекламные проспекты, которые, начиная с осени, пихали всем в «Мэн санди телеграм», — все они изображали счастливых, улыбающихся людей в теплой одежде, с лопатой для уборки снега в руках, как будто три или даже четыре суровых месяца представлялись им ну просто чертовски приятным времяпрепровождением, куда более веселым, чем забавы Диснейленда.