— Магди, не начинай снова. У меня уже нет сил оправдываться. Я только спрошу у тебя – разве помогая мне, ты совершила что‑то постыдное? Разве я хоть раз заставил тебя пойти против совести?
— Нет, милый, но от этого мне становится еще страшнее.
— Как ты считаешь, Ротте порядочный человек?
— Нет! – решительно заявила она. – Он занимает деньги с таким лицом, будто собирается когда‑нибудь отомстить.
— Ты хотела бы помочь ему?
— Ни за что!!
— Ты хотела бы вывести его на чистую воду? Неужели ты до сих пор не догадалась, что вопли о сверхоружии несут гибель не только тебе, но и всем немцам. Я мужчина, солдат, мне положено пренебрегать опасностью, но я хочу, чтобы ты выжила. Очень хочу, чтобы ты была жива и желательно здорова. Вот так мне хочется!..
Магди заплакала как всегда беззвучно, тягостно, обильно.
Я не перебивал. Лежал, покуривал. Когда она успокоилась и вновь с редкой ненасытностью использовала меня, я продолжил.
— Поэтому я и хотел посоветоваться с тобой. Я делаю тебе предложение руки и сердца и настаиваю, чтобы ты отказала мне.
— Как это? – она даже села в постели.
— Не надо пафоса, – предупредил я ее. – Ты же немецкая женщина, у тебя храброе сердце. Ты не должна терять голову. Если будешь настаивать, мы немедленно сыграем свадьбу, но я прошу – не теряй голову.
После паузы я признался
— Мне становится не по себе от одной только мысли, что я могу невольно утянуть тебя в могилу. Ты же знаешь, у меня опасная работа, я бы сказал, даже слишком опасная. Пока мы с тобой каждый по себе, у тебя есть шанс сохранить жизнь, хотя бы с помощью папочки. Я очень люблю тебя, моя защитница. Выбор за тобой.
Она долго молчала, наконец призналась.
— Я долго ждала, когда же ты наконец начнешь вербовать меня, принуждать к измене, грозить местью большевиков, если я откажусь выполнять их задания, а ты просишь меня задуматься. Я задумалась. Я верю тебе. Будь ты другой, ты никогда бы не полез спасать Пусси и не помог Бору сбежать в Швецию. У нас в университете многие шепотом говорят, что сам Бог помог ему унести ноги, тем самым сохранив его голову для мировой науки. Когда я в первый раз услыхала такие разговоры, меня переполнила гордость. Мне так хотелось крикнуть, что это не Господь Бог, а мой любимый мужчина спас этого физика. Но я не могу понять, зачем ты взялся спасать фюрера? Зачем большевикам спасать своего самого непримиримого врага?
— Это сразу не объяснишь.
— Ты считаешь меня дурочкой?!
— Нет, Магди. Просто мне кажется, что спасти Пусси и Бора – это хорошее и нужное дело, а фюрера и Ротте – скверное, и этим можно заниматься только по необходимости. Или по приказу. Но поговорим о нас с тобой. Мне бы в голову не пришло вербовать тебя.