— А ты вроде… русский, нет?
— Да, — не стал отрицать я.
Человек с многозначительным удивлением приподнял кустистую бровь. Пробурчал себе под нос, как бы вопрошая самого себя:
— И чего же, интересно, ты тут делаешь?
Отвечать ему я не стал. Хотя, с другой стороны, нашел вопрос довольно-таки справедливым. В этой дурной компании приличному человеку, в общем-то, делать было действительно нечего.
Я вышел на кухню. В окне виднелся Рейхстаг — черненький, маленький… Раньше он мне представлялся иным — каким-то каменным монстром, подавляющим воображение своими размерами.
— На что любуютесь? — донесся вопрос.
Я увидел возле себя сухонького старичка — очевидно, какого— то родственника Изи.
— Так… — Я пожал плечами. — Вспоминаю свой, так сказать, Рейхстаг. Из кинохроник детского времени.
— А-а! — старичок улыбнулся, показав ровные фарфоровые зубы. — Нет, молодой человек, теперь это несколько другое здание… Подшпаклеванное, подкрашенное, лишенное купола…
— А купол куда делся?
— Американцы к себе отвезли. В качестве боевого трофея. У них вообще одно время было желание, по-моему, все исторические камни Европы к себе перетащить… — Старичок вздохнул. Затем продолжил: — А что поделаешь? Америка — сила! Да и мы здесь благодаря ей. Немцы нас сюда под ее нажимом пускают, исключительно, молодой человек, благодаря нашим американским ребятам, которые там у власти, они-то о нас и заботятся.
Старичок, вероятно, ошибочно принял меня за соплеменника, в чем я его разубеждать не стал.
— Скоро они и кремлевские звезды к рукам приберут, — заявил он. — И куранты со Спасской башней. Поставят где-нибудь на Таймс-сквере…
Мне отчего-то стал неприятен этот разговор. Я, конечно, родился и вырос в Америке, считая ее великой страной, но Спасскую башню все-таки предпочитал видеть на том месте, где ее первоначально и возвели.
— Вы… давно здесь? — попытался сменить я тему.
— Уже пять лет. Но не здесь — в Израиле, сюда приехал к племяннику в гости…
— Нравится? В Израиле?
— Как вам сказать… — призадумался старый человек. — Вообще-то сытно, медицина неплохая, но — скучаю…
— По чему конкретно?
— Знаете, я раньше на одном большом производстве работал. Снабженцем. В командировках приходилось часто бывать… Весь Союз объездил. В основном, поездом. И вот так иногда ночью из тамбура на перрон выйдешь… Снежинки, огни деревень, ели вековые. Перрон искритс… Звезды. И какой-то запах особый — хвои, дерева, уголька… А в Израиле, знаете, этого нет. Откуда?! — Он сокрушенно махнул рукой. — Да и здесь нет, и в Америке…
Я оставил старичка у окна и прошел длинным коридором в гостиную, где продолжалось веселье. У одной из комнат задержался, привлеченный резким женским голосом, выговаривавшим: