Машина остановилась у старого четырехэтажного здания, увенчанного вывеской с неоновыми очертаниями полногрудой женской фигуры.
Алик, галантно протянув даме руку, помог освободить ей салон автомобиля. Сказал мне:
— Идешь с нами.
По стертым ступеням гнилой деревянной лестницы мы поднялись на второй этаж, остановившись у обитой дерматином двухстворчатой высокой двери, над которой висела обзорная телекамера. Лестничная площадка была заляпана многочисленными следами башмаков, в углу валялись мятые жестянки из-под пива, застойно пахло мочой.
Алик нажал на кнопку звонка, подмигнув ободряюще нашей спутнице, испуганно осматривающейся по сторонам.
Дверь растворилась. На нас воззрилась некая высокая, очень хорошо сложенная девица, одетая лишь в одно нижнее белье и черные с резинкой чулки. Ее рыжая густая шевелюра вилась множеством мелких растрепанных кудрей, и фасон такой прически я почему-то определил словосочетанием «взрыв на макаронной фабрике».
Увидев Алика, привратница проделала куражливый книксен, приглашая нас войти в заведение.
Мы прошли холл, декорированный аляповатыми полотнами, недвусмысленно живописующими торжество плотского порока, и оказались у стойки бара, за которой торчал какой-то унылый потрепанный тип с подбитым глазом и сутулая дама лет пятидесяти с перетянутым резинкой пучком лимонно-седых волос, некой шишкой торчащим на затылке.
На табуретах у стойки восседали, лакая алкоголь, жрицы любви, все в столь же легкомысленных одеяниях, что и у коллеги по их трудовому коллективу, открывшей нам дверь.
Дама за стойкой хмуро кивнула Алику, а затем, набрав в легкие капитальный запас прокуренного воздуха, заорала, почему-то обращаясь к потолку:
— Сте-ефан!
У дамы, как я заметил, не хватало многих передних зубов.
На зов ее явился широкоплечий малый лет тридцати пяти в кожаной безрукавке, джинсах, ковбойских сапожках с мысками, окантованными железом, и с золотой цепью на прыщавой шее. Впрочем, и вся морда его была усеяна какими-то фиолетово— багровыми волдырями.
— Вот, — представил меня ему Алик. — Это Толя. С завтрашнего дня будет забирать у тебя «бабки», Стефан.
— А это кто? — указал хозяин борделя на скромно потупившую взор девицу.
— А это, — сказал Алик, — отдельный разговор…
— Ну, пойдем ко мне в комнату, — откликнулся тот.
— А ты выпей чего-нибудь в баре, — предложил мне Алик. — Стефан угощает, верно?
— Марта, обслужи человека, — приказал Стефан беззубой даме.
— Ничего не хочу, — поспешно произнес я, горя желанием скорее помыть руки, подошвы ботинок и сдать в химчистку одежду.