Изя с нескрываемым сомнением осмотрел пальто грузчика, что по всем приметам было много старше своего хозяина.
— Ты забыл… мне нужен одновременно и охранник, — внес он поправку.
— Так это же мой учитель карате, — заявил я оскорбленно.
— Свежо питание, но серится с трудом… — процедил Изя, но в интонации его сквозила и некоторая неуверенность — очевидно, он вспоминал прецеденты из личного жизненного опыта, связанные с обманчивостью внешности.
— Хотите, давайте попробуем… — быстро вник в суть Труболет, принявшись с неторопливой уверенностью расстегивать пальто.
— Не утруждайтесь этими глупостями, я верю, — сказал Изя. — Но вопрос: где вы будете жить?
— А мы пока вместе, — сказал я. — Так что гордись: у тебя теперь два складских сторожа в штате, а это может позволить себе лишь очень солидная фирма.
— А ты за него ручаешься? — усомнился Изя.
— Изя, — ответил я, — давай сначала о тебе — хорошем парне. Вот если я поручусь за тебя, не усмотришь ли ты в этом признак, мягко говоря, беспечности?
— Да, но пойми, мне не нужны тут всякие жулики… — промолвил Изя неуверенно.
— Я понимаю, — сказал я. — Конкуренция — штука неприятная.
— Хорошо, — сдался коммерсант. — Только пусть подберет себе одежду… — Кивнул на кучу мануфактуры. — Куртку, джинсы… А то видок, прямо скажем… Сразу вспоминается лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». Ты в Германию что, мужик, пешком из степей Забайкалья добирался?
— На что не пойдешь, дабы узреть любимого племянника, — кротко откликнулся Труболет.
Вскоре Изя уехал, а я, препроводив старого своего знакомца в неотапливаемую ванную, порекомендовал ему вначале напустить в нее горячей воды, а уж затем, предварительно раздевшись на кухне, согреваемой газовой плитой, стремительными прыжками проследовать в умывалку, нырнув с головой в очистительную купель.
Далее я навестил Валеру, посидел с ним в его тесной кухоньке, выпив чайку с шоколадом, а после, заведя трофейный «БМВ», тронулся на станцию техобслуживания, где меня дожидалась Ингред.
— Что у тебя с работой? — озабоченно спросила меня она.
— Представь себе, я принял предложение, — ответил я. — Вошел в состав местной берлинской команды. Играющим, так сказать, тренером.
— Ты пригласишь меня на какое-нибудь состязание? — спросила она.
Ее простодушие меня растрогало.
Я посмотрел в ее доверчиво устремленные на меня глаза.
— Опасаюсь твоей чисто женской впечатлительности, — признался честно.
С Сеней мы, в общем-то, сработались. Парень он был простой, туповатый, питавший страстишку к дорогим автомобилям, кабакам, безнравственным женщинам, злату и серебру, но корни таковых влечений происходили, как я понимал, из его прошлой беспросветной и нищей жизни в одной из заброшенных российских деревень, и атрибутами этой жизни были классический алкоголик-недоумок папа, пропивавший скудную колхозную зарплату; издерганная, битая и больная мать-кляча, тащившая на себе тяжкий воз крестьянского хозяйства и из сил выбивавшаяся, чтобы прокормить ораву голодных своих малышей; редко посещаемая школа, расположенная в пятнадцати километрах от дома…