Пока у мужчины видны только одни глазищи, почти всегда закрытые, да розовый носик, немного торчком.
Характером Димка скромный, застенчивый, с ленцой. Ему уже третий день пошел, а ничего еще не ел и не просит. Не умеет еще есть, подумать только! Няни говорят: плохой сосун.
Другие малыши, как их принесут в палату, кричат, надрываются — и вдруг, сразу умолкнув, начинают звучно сосать. А Димка, как с ним ни бьешься, не берет грудь, да и только!
— Нянечка, вы оставьте его еще немного у меня, я еще поучу.
— Нет, уже пора. Принесу в двенадцать, должен порядок знать.
— Да ведь голодный он! Ослабеет.
— Ничего, проголодается — догадается.
И ровно в двенадцать Димка вдруг догадался. Раздвинулись нежные мягкие губы, распахнулись черные глазищи, рассердился вдруг, нацелился, зачмокал, засосал. И какое же это ни с чем не сравнимое счастье! Если бы всего-навсего пять таких минут на свете жить — и то стоило бы!
Через пять минут устал, глазки закрыл, лицо блаженное, умиротворенное. Нянечка его взяла, теперь только в профиль виден — носик торчком. Сыт.
«Костя, милый! Завтра меня выписывают. Ура! Привези, не забудь: мое платье, пальто (если будет прохладный день), туфли, чулки… и так далее, и так далее…
Димке: одеяло новое голубое, одеяло байковое, пеленку с кружевом, теплую распашонку голубую с уткой, кофточку белую с зайцем, подгузник (на всякий случай — два)…»
Константин сидел перед раскрытым ящиком комода и складывал вещи в чемодан, проверяя по списку.
«Кофточка с зайцем белая» — вот она! «Распашонка с уткой…» Еще и еще перебрал стопочку кукольного белья самых нежнейших цветов радуги… Нет распашонки с уткой! «Голубая теплая» есть. Но какая же это утка? Совсем другая птица…
Прозвучал под окном автомобильный гудок. Тяжелые шаги на лестнице.
Это Саша Бобров, он обещал заехать.
— Сашка, слушай… а ну, снимай плащ, у меня здесь стерильные вещи разложены, не смей подходить со своими немытыми ручищами!
Саша Бобров послушно оставил в передней плащ, пошел к умывальнику.
— Полотенце вон там возьми! Пойди теперь сюда, скажи, какая это птица?
— Вот эта, вышитая синеньким и красным?
— Да, вот именно.
— Как тебе сказать… На веточке сидит… на воробья не похожа… может, синица или снегирь? Но для снегиря…
— Можно ее назвать уткой?
— Уткой? Нет, на утку, я бы сказал, не похожа.
— Ну, тогда я не знаю, что делать! Понимаешь, я все по списку, просит она привезти «голубую распашонку с уткой». И вот перебираю я все двенадцать штук… Ромашки есть, зайцы есть, а птица всего-то одна…
— Светлана сама вышивала?
— Нет, эти, кажется, покупные.