В отдалении послышались шаги. Вскоре из темноты к костру вышел сотник Федор, непосредственный начальник Крапивина. Вадим автоматически вскочил по стойке «смирно», но потом, опомнившись, поклонился командиру в пояс. Отвесили сотнику поклон и остальные стрельцы его десятка.
– Ишь как вскочил, – усмехнулся Федор, глядя на Крапивина. – Твои бы люди столь проворны были, когда я «пли» командую!
Крапивин молчал, исподлобья глядя на командира.
– Ну, чего уставился? – фыркнул сотник. – На мне грибы не растут.
Стрельцы заржали, но сотник тут же окоротил их яростным взглядом.
– Пойдем поговорим, что ли, десятник.
Крапивин покорно двинулся за своим командиром. Вскоре они вышли на границу лагеря. Под ногами хрустел снег да слышалась в отдалении перекличка часовых. Собеседники с трудом различали друг друга в отсветах костров.
– Скоро битва, – неспешно произнес Федор. – Не боишься, десятник?
– Чего там боятся, не впервой, – усмехнулся Крапивин.
– Боец ты знатный, – спокойно подтвердил Федор. – И разведчик, каких я прежде не видывал. Эк ты в самый стан самозванца пролез да казака ихнего живого нам на допрос притащил! Хвалю. Только в большом деле, где бы такие армии сходились, ты ни разу не бывал. Сам ведь сказывал.
– Смерть везде одна. Или ты мне не про страх толкуешь?
– Верно, не про страх. Ребята‑то твои все вразнобой ходят. Залп разом дать никак не могут. Ладно, сам знаю, что молодняк тебе дал. Так ты ведь строю их и не учишь совсем.
– Как же не учу? – возмутился Крапивин.
– Да маршируют‑то они у тебя как немцы, спору нет. Только к бою в строю они у тебя вовсе не готовы. Не понимаешь ты, вижу, зачем строй в бою нужен. Видать, вы там у себя, в Сибири, каждый вразнобой бьетесь. С тамошней мордвой, может, так и можно. Но здесь‑то ляхи.
– А что ляхи?
– А то, – с укоризной проговорил Федор, – что я уж двадцать пять годов воюю. И свеев бил, и татар. А батька мой, тот еще с ливонцем повоевать успел. Но и он говорил: нет ничего страшнее ляшской конницы в атаке.
– Ужель страшнее нашей? – спросил Крапивин. Разговор явно приобретал интересный оборот.
– Куда как страшнее. А наша конница, она тьфу, – Федор сплюнул на снег. – Завсегда, когда с ляхами и татарами бьемся, только мы, стрельцы, выручаем. А мы на поле сильны строем да единым залпом. Только так от конников отбиться можно. Одиночный выстрел супротив кавалерийской лавы – что комара укус. Отдельно стоящему стрельцу голову с плеч мигом снесут. А вот как встанет полк, аки стена, да залп единый даст, вот тут‑то ляху и тяжко будет. Уразумел?
– Уразумел, – с вызовом ответил Крапивин. – Ты скажи лучше, почто стоим да на самозванца наступать боимся? Пятьдесят тысяч здесь, а у него‑то только пятнадцать. Три дня друг против друга стоим и в бой не идем. Мнишек, вон, над нами потешается. Он татарский отряд, что на службе у государя, разгромил, а мы стоим как ослепли. Али так страшных ляхов испугались? Так не много их там. Тот пленный, которого я приволок, сам сказал: поляков тысячи полторы конных шляхтичей, да пехоты польской тысячи три. Остальное казаки малоросские да беглые от московского царя. Авось как справимся.