Самозванцы (Шидловский) - страница 79

Чигирев чуть было не выкрикнул, что всё наоборот, что смута неизбежна, если не освободить крестьян и казаков, но вовремя прикусил язык.

Царь меж тем продолжал:

– Но службу несешь ты справно. Мне это любо. Да и нет у тебя среди бояр благодетелей… Или есть? Или же ты еще Романовым верен, а мне лишь холопом прикидываешься?

Он грозно посмотрел на Чигирева.

– Богом клянусь, не в сговоре я с Романовыми! – историк истово поцеловал нательный крест. – Верен я тебе, государь.

– Он тоже говорил, что верен, – кивнул царь в сторону висящего на дыбе человека, – ан проворовался. Как он там, Антип?

Один из палачей приподнял голову испытуемого и большим пальцем проверил пульс у него на артерии

– Сдох, государь. Ни слова не сказал, собака.

И тут Чигирев с ужасом узнал в пытуемом дьяка Смирного.

– Пес, – сплюнул в сторону Годунов и снова повернулся к Чигиреву: – Ты его признал, вижу.

– Признал, – еле ворочая языком, сказал Чигирев. – В чем же вина его, государь?

– Уж не в том, что тебя отдубасил, – усмехнулся Годунов. – Седьмого дня донесли мне, что монах Чудова монастыря Григорий врал, будто есть он чудом спасенный от смерти царевич Дмитрий. Я Смирному указал Григория того схватить и дознание провести. А второго дня, как проведал я про вашу тяжбу со Смирным, так вспомнил про наказ свой. И оказалось, что сей пес указа моего не исполнил. «Забыл», говорит. Мой царский наказ забыть! Не бывает такого. Изменники‑бояре ему Григория отпустить повелели. И отпустил он и под самой жестокой пыткой не признался, кто приказал ему. Ты понимаешь, что деется? У меня в постельном приказе дьяк изменяет и за неведомого моего ворога смерть принимает! Измена в самом сердце. А теперь скажи мне, будешь мне служить верой и правдой?

– Буду, государь, – с трудом вымолвил Чигирев.

– Крест целуй, – потребовал Годунов.

Чигирев немедленно исполнил приказание, и тут же усеянная перстнями царская рука ухватила его за бороду и притянула к себе.

– Слушай, Сергей, – выдохнул ему в лицо Годунов, – Григорий этот и есть Юшка Отрепьев, про которого ты мне доносил. Я‑то мыслил, что он в монастырь и впрямь от мира ушел, А он, оказалось, как гадюка под колодой притаился. Признаешь ли его?

– Признаю, государь, – быстро ответил Чигирев.

– Гришка тот сбежал, – продолжил царь, – Не иначе как изменники предупредили. Ведаешь ли, куда он мог бежать?

– В Литву, государь, там твои враги, – автоматически ответил Чигирев.

– Опаснейшие из моих врагов здесь.

– Эти таиться должны, а те открыто беглеца принять могут.

– Дурной ты холоп, но умом тебя бог наделил знатным, – проворчал Годунов. – Иным‑то у меня и вовсе веры нет. Возьмешь конный десяток, в погоню пойдешь. Верхами вы его в три дня нагоните. Отправишься нынче же. К жене твоей человека пошлю сказать, что уехал ты по делу государеву. Если Гришку мне живого приведешь, дьяком станешь вместо Смирного, дворянство тебе пожалую и поместье. Если голову его принесешь, двести рублей золотом отмерю. А если изменишь, страшною смертью казню. Ступай.