Илья осмотрел щиток со счетчиком и пощелкал переключателем:
– Накрылся медным тазом. Прям взорвался изнутри, вот трещина… до сих пор дым сочится… Короче, надо электриков вызывать, а пока мы без лепестричества останемся.
Сергей зашел в столовую, светя себе бледным светодиодным фонариком, и внезапно остановился как вкопанный:
– Едрить же твою налево! Он тут!
Возле столика, на котором стоял телевизор, на полу неподвижно застыл Теодор. Подойдя ближе, Морин только усилием воли удержался от трехэтажного выражения: из розетки, куда раньше был включен телевизор, торчала вязальная спица. Вторая такая же намертво зажата в правой руке.
Марго появилась в комнате второй и, увидев эту картину, бросилась к лежащему и принялась тормошить его:
– Тирр! Господи, Тирр, ну как же… Тирр! Ну очнись же!
Сергей наклонился к нему, приподнял веко и посветил фонариком в глаз. Зрачок резко сузился, свидетельствуя, что кровообращение в мозгу не нарушено. Пульс, медленный и слабый, тем не менее четко чувствовался на шее.
– Живой, – сообщил он столпившимся вокруг.
Помимо Ильи и Николая Михайловича, появились Светлана Васильевна и Лиля.
– Я звоню Антону Богданычу, – бросил Илья и побежал за мобильником.
– Лиля, за аптечкой бегом! – скомандовала дочери Светлана Васильевна и сказала остальным: – Надо его укутать. Коля, грелку принеси, переносить его нельзя. Дышит ровно, обморок… Нашатырь нужен…
Николай Михайлович быстро вернулся с одеялом:
– Угу, грелка. Как же. Когда старая порвалась – ты электрическую купила… Но… как это случилось?!
– Неудачная попытка самоубийства, – сказал Сергей, стаскивая с руки Теодора кожаную перчатку с искусно вышитым узором, – полюбуйтесь. Он намочил перчатки снаружи и внутри для лучшего контакта.
– Доча, что ж такое случилось между вами, что он свести счеты с жизнью решил? – медленно произнес глава семейства.
– Да какое там! – в сердцах воскликнула Марго. – Дура, какая же я дура, я же должна была догадаться, что так и будет!! Господи, Тирр, не умирай, а? Ну пожалуйста, не умирай!
В этот момент вернулась Лиля с нашатырем, и страдальца привели в чувство неожиданно легко. Теодор, чуть приоткрыв глаза, снова их закрыл и принялся что-то бормотать на совершенно непонятном языке. Выглядел он довольно жалко, с кожей, побледневшей от привычного темно-серого цвета до светло-серого, и Сергей невольно ему посочувствовал. Вот только отчего он к розетке полез? Хороший вопрос, еще бы ответ на него.
– Давайте перенесем его в комнату на диван, – предложила Марго, воспрянувшая духом, но ее мать отрицательно покачала головой.