Тот оторвал взгляд от стола, где перед ним лежал несобранный пазл картины Леонардо да Винчи, и молча посмотрел на подружку.
– Алексей… Нам нужно поговорить.
Кириченко терпеть не мог этот ее тон. Сразу хотелось встать и выложить дневник на проверку.
– Нужно поговорить – значит, поговорим. – Он вставил деталь пазла в лицо Моны Лизы.
– Случилось непоправимое.
– Нет на свете ничего, что невозможно было бы исправить, – произнес он, вороша оставшиеся детальки.
– Я только что дала понять Свирской, что мне известно про кражу рисунка.
– Об этом в галерее не знает только ленивый…
– Про то, что его во второй раз украли.
Кириченко медленно перевел взгляд с Моны Лизы на Елену Феликсовну.
– Зачем? – тихо спросил он.
– Сама не знаю. Вылетело. Не сдержалась…
– Зачем ты пошла к Свирской? – Голос Алексея Григорьевича набирал силу, будто наливался свинцом. – Зачем тебя туда понесло?
– Чтобы пристыдить ее, образумить…
– Дура! – Алексей Григорьевич вскочил так резко, словно из кресла его выбросила катапульта. – Кого ты собралась образумить? Чем ты думала, когда к Свирской поперлась?
Нижняя губа Еремкиной затряслась в преддверии плача, но она взяла себя в руки и с достоинством изрекла:
– Не думай, что я стану это терпеть.
– Что?
– Твои измены.
– Что? Что ты о себе возомнила, корова старая?
У Елены Феликсовны затряслись обе губы.
– И не смей плакать! – Голос Кириченко съехал на визг.
Еремкина разрыдалась. Она извергала рыдания, словно вулкан: со стонами, бульканьем и ревом.
Понаблюдав за ней пару минут, Кириченко не выдержал, подошел и обхватил ее как бревно, которое может свалиться.
– Вот дура, – сказал он плачущим тоном. – Что же нам с тобой делать?
– Что здесь происходит? – В кабинет вошел Варовский. – Совсем стыд потеряли?
– Елена Феликсовна плохо себя чувствует… – Алексей Григорьевич убрал руки.
Еремкина мигом пришла в себя.
– Добрый день, Альберт Иванович! Как самочувствие?
– О своем самочувствии беспокойтесь, – не слишком любезно ответил Варовский.
– Как Машенька? – не унималась Елена Феликсовна.
– Какое вам дело до моей жены?
В этот момент в кабинет вошла сама Мария Варовская.
– А вот и она, – сладко вздохнула Еремкина.
Ни с кем не здороваясь, Варовская обратилась к мужу:
– Так и думала, что найду тебя здесь. Нужно поговорить.
– У меня срочное дело, Маша.
– Идем в твой кабинет.
– Иди одна, я скоро приду.
Мария в упор посмотрела на мужа. Он перемещался по комнате, будто искал место, где можно укрыться от ее жесткого взгляда.
– Иди, Маша, иди… Я скоро приду.
Повернувшись на каблуках, Маруха вышла.
Альберт Иванович некоторое время стоял посреди кабинета, потом, ни слова не говоря, выбежал следом за ней.