– Попрощайся со мной, – тихо говорит Кейт.
В больничной палате – теперь она кажется очень, очень далекой – я слышу, как кто-то, наверное врач, говорит:
– Кто хочет что-нибудь сказать?
Но я теперь слушаю Кейт.
– Я всегда буду с тобой, Талли. Всегда. Подруги, вопреки всему. На этот раз ты не перестанешь верить.
Я действительно перестала верить – в нее, в себя, в нас. Во все.
Я смотрю на нее, вглядываюсь в ее лицо, которое знаю не хуже своего.
– Когда кто-то толкнет тебя или скажет, что дело не в тебе, или когда заиграет наша музыка… Прислушайся, и ты услышишь меня. Я всегда буду с тобой в твоих воспоминаниях.
Я знаю, что она права. Возможно, я всегда это знала. Ее нет. Я потеряла ее уже давно и до сих пор не знаю, как отпустить ее. Как отпустить свою вторую половинку? Но я должна ради нас обеих. Теперь я понимаю. Но не могу вымолвить ни слова.
– Ах, Кейти… – Слезы обжигают мои щеки.
– Видишь? – говорит она. –
Ты прощаешься.
Она придвигается ко мне, и я чувствую исходящее от нее тепло, а потом – словно прикосновение пламени – ее кожа касается моей, которая покрывается мурашками; волосы на затылке встают дыбом.
– «Давай просто расстанемся, Джек, – напевает она. –
Начни новую жизнь» [26].
Музыка. Как же без нее!
–
Я тебя люблю, – говорю я, и этого оказывается достаточно. Любовь не исчезает, теперь я это понимаю. –
До свидания.
И с этим словом, идущим от самого сердца, я снова погружаюсь в темноту.
Я вижу себя словно издалека. Мне больно, очень болит голова, боль ослепляет меня – такая она сильная.
Двигаться. Ко мне возвращается старое слово, которое я когда-то знала. Передо мной черный бархатный занавес. Я за кулисами – наверное. Где-то там яркий свет…
Я должна встать и идти, но я очень устала.
Тем не менее я пытаюсь. Встаю. Каждый шаг отдается болью в спине, но я не позволяю боли меня остановить. Там, на сцене, горит свет. Яркий луч, словно от маяка, вспыхивает и указывает мне путь, а потом опять гаснет. Я все иду, продираюсь вперед. Мысли мои путаются, и я даже не знаю, кому молюсь. А потом передо мной вдруг начинает расти холм; он возникает прямо из темноты.
Я никак не могу на него подняться.
Откуда-то издалека до меня доносится голос:
– Очнись, Талли, пожалуйста…
И обрывки песни – что-то о сладких снах, – которую я почти узнаю.
Я пытаюсь сделать еще один шаг, но мои легкие горят от напряжения; боль охватывает все тело. Ноги меня больше не держат, и я падаю на колени; удар так силен, что от сотрясения решимость моя пропадает.
– Я не могу, Кейти.
Мне хочется спросить ее: «Почему я не могу?», и в отчаянии я уже готова выкрикнуть этот вопрос. Но я и так знаю ответ.