Дороти перевернула страницу и стала читать дальше.
Дорогая мамочка!
Сегодня в школе нас катали на пони. Ты любишь пони? Я люблю. Бабушка говорит, что у тебя может быть аллергия, но я надеюсь, что нет. Когда мы будем жить вместе, мы можем завести пони.
С любовью, твоя дочь Талли.
– Ты всегда подписывалась «твоя дочь Талли». Интересно, тебе приходила в голову мысль, что мама тебя совсем не знает?
Из горла лежащей на кровати Талли вырвался какой-то звук. Ее глаза раскрылись. Дороти вскочила.
– Талли? Ты меня слышишь?
Талли снова издала звук, похожий на тяжелый вздох, и закрыла глаза.
Дороти долго стояла, ожидая нового знака. Талли иногда открывала глаза, но это ничего не значило.
– Я буду читать дальше. – Дороти села и перевернула страницу.
Я сегодня пробовалась в группу поддержки баскетбольной команды школы под песню «Чайна Гроув».
А ты знаешь эту песню?
Я знаю всех президентов. Ты все еще хочешь, чтобы я стала президентом?
Почему ты все никак не приезжаешь?
Дороти очень хотелось закрыть альбом – каждое слово каждого письма острым клинком пронзало ее сердце, – но она не могла остановиться. В этих письмах жизнь ее дочери. Не обращая внимания на слезы, она продолжала читать – каждое письмо, каждую открытку, каждую вырезку из школьной газеты.
В семьдесят втором году письма прекратились. Они не стали злыми, разоблачающими или обвинительными – просто их больше не было.
Дороти перевернула лист и открыла последнюю страницу. К ней был прикреплен маленький голубой конверт, запечатанный и адресованный Дороти Джин.
Она затаила дыхание. Только один человек называл ее Дороти Джин.
Она медленно распечатала конверт и нервно сказала:
– Тут письмо от моей мамы. Ты знала, что оно здесь, Талли? Или она положила его сюда уже после того, как ты поставила на мне крест?
Дороти вытащила один листок почтовой бумаги, тонкий, как пергамент и мятый, словно его скомкали, а потом снова расправили.
Дорогая Дороти Джин!
Я всегда верила, что ты вернешься домой. Много лет я молилась. Просила Господа вернуть тебя ко мне. Говорила Ему, что если Он подарит мне всего один шанс, то я больше не буду слепа.
Но ни Бог, ни ты не вняли мольбам старой женщины. Не могу сказать, что я виню кого-то из вас. Какие-то ошибки простить нельзя, правда? Проповедники насчет этого ошибаются. Должно быть, я послала Богу миллионы молитв. Одно-единственное слово от тебя значило бы для меня гораздо больше.
Прости. Такое короткое слово. Всего шесть букв, а у меня не хватало духа произнести их. Я никогда не пыталась остановить твоего отца. Не могла. Я слишком боялась. Мы обе знаем, как он любил зажженные сигареты, правда?