Теперь я умираю – угасаю, несмотря на твердое намерение дождаться тебя. С Талли у меня получилось лучше. Я хочу, чтобы ты это знала. Я была лучшей бабушкой, чем матерью. Этот грех я унесу с собой.
Я не осмелюсь просить тебя о прощении, Дороти Джин. Но мне жаль. Я хочу, чтобы ты это знала.
Если бы у меня был шанс на еще одну попытку.
Если бы…
Дороти молча смотрела на листок бумаги; слова плясали и расплывались у нее перед глазами. Она всегда считала себя единственной жертвой отца. Похоже, их было двое.
Трое, если считать Талли, которая тоже пострадала от деда – возможно, не напрямую, но все равно пострадала. Жизни трех женщин – жены, дочери и внучки – были погублены одним мужчиной.
Она тяжело вздохнула и подумала: «Ладно».
Всего одно простое слово: ладно. Это ее прошлое.
Ее прошлое.
Она посмотрела на дочь – Талли выглядела моложе из-за отрастающих волос и была похожа на спящую принцессу.
– Больше никаких секретов, – сказала Дороти. Скорее, прошептала. Она расскажет Талли все, прочитает и письмо матери. Это будет ее рождественским подарком дочери. Она расскажет все здесь, у этой кровати, начиная с того момента, на котором остановилась в больнице. А потом запишет всю свою историю, чтобы Талли смогла использовать ее в своих записях, когда понадобится. Больше никакого тайного стыда, никакого бегства и от того, в чем есть ее вина, и в чем нет. Может быть, когда-нибудь раны заживут.
– Ты согласна, Талли? – тихо спросила она, всем своим существом желая услышать ответ.
Рядом с ней Талли дышала ровно. Вдох и выдох.