– Да.
Талли боялась поверить той неожиданной надежде, которую вызвало к жизни признание матери. И одновременно боялась не поверить.
– Поэтому ты приходила ко мне домой и пыталась мне помочь.
– Неудачно, впрочем, так и должно было произойти. Обычное дело – старая женщина и разъяренная дочь. – Она криво улыбнулась. – Когда человек трезвый, жизнь видится гораздо яснее. Я ухаживала за тобой, чтобы как-то компенсировать всю ту боль, что причинила тебе.
Мать коснулась бус на шее. Нежность в ее взгляде удивила Талли.
– Я понимаю, что это всего лишь год. И ничего не жду.
– Я слышала твой голос, – сказала Талли.
В памяти сохранились обрывки, отдельные куски. Тьма и свет. Например, вот это: «Я так горжусь тобой. Я тебе никогда этого не говорила, правда?» Память была похожа на мягкую, нежную губку.
– Ты стояла у моей постели и рассказывала о себе, да?
На лице матери отразился испуг.
– Я должна была сделать это много лет назад.
– Ты говорила, что гордишься мной.
Дороти протянула руку и с материнской нежностью коснулась щеки Талли.
– Разве тобой можно не гордиться?
Глаза матери наполнились слезами.
– Я всегда любила тебя, Талли. А бежала я от собственной жизни. – Она встала, подошла к тумбочке, открыла выдвижной ящик и достала фотографию. – Может быть, это станет нашим началом. – Она протянула снимок дочери.
Талли взяла фотографию из дрожащих рук матери.
Маленький прямоугольник размером с игральную карту, с белыми зубчатыми краями, помятыми и обтрепанными. Прошедшие годы покрыли черно-белый снимок тонкой патиной трещин.
Это была фотография мужчины, молодого человека, который сидел на ступеньках крыльца, вытянув вперед длинные ноги. Волосы у него были темные и длинные. Белая футболка в пятнах от пота, ковбойские ботинки явно знавали лучшие времена, а руки были темными от въевшейся земли.
Но улыбка мужчины была белозубой и широкой – слишком широкой для его резко очерченного лица. А глаза у него были черными как ночь и, казалось, хранили тысячи тайн. Рядом с ним на ступеньках крыльца спал темно-рыжий младенец в мятой пеленке. Широкая ладонь мужчины по-хозяйски лежала на голой спинке малыша.
– Это ты со своим отцом, – тихо сказала мать.
– Моим отцом? Ты говорила, что не знаешь, кто…
– Я лгала. Мы полюбили друг друга, еще когда учились в старших классах школы.
Талли снова посмотрела на фотографию. Потом провела по ней пальцами. Она никогда не узнавала своих черт в лицах родственников. А это ее отец, и она похожа на него.
– У меня его улыбка.
– Да. И смеешься ты точно так же, как он.
Талли почувствовала, что в ее сердце словно что-то встало на место.